Рубрика: творчество прихожан

Самое ценное и вожделенное для человека — это любовь, так как она принадлежит вечности и никогда не прекратится: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.» (1 Кор. 13:8) Говоря о любви, невозможно умолчат о Боге — ведь человек есть только потому, что Бог любит его: » Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него.» (1 Ин. 4:9) В творения многих святых отцов мы найдем учение о любви, которое подобно прекрасной жемчужине, лежащей на дне океана и ожидающей своего обладателя. Прп. Макарий Египетский раскрывает не только глубину такого понятия, как любовь, но и дает практические советы в достижении этой христианской добродетели. В своем «Великом послании» этот святой отец касается темы любви, говоря о которой он затрагивает первую и самую главную заповедь — заповедь о любви к Богу: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь!» (Мк. 12:30) Сосредотачивая свою мысль на первой заповеди прп. Макарий излагает учение о любви, где последняя мыслится как посвящение человеческого ума и всего человеческого естества (чувств, мыслей, стремлений) своему Творцу: «самое лучшее, тучное и первое из всего сочетания природы нашей — сам ум, саму совесть, само правое разумение наше, саму любящую силу души нашей и вообще начаток всего человеческого естества нашего — следует всегда и прежде всего приносить Богу как священную жертву сердца.»1 Любящий Бога человек отлагает от себя все суетное и мирское и умом пребывает в небесных обителях, непрестанно помышляя о еще большем приближении к объекту своей любви — Богу. В учении прп. Макария речь идет о любви к Богу, но с ней тесно связана и любовь к ближнему и всему творению. Говоря об исполнении первой заповеди прп. Макарий учит о том, что первая заповедь тесно связана со второй, поэтому исполнение первой существенно облегчает и несение второй, и даже вторую невозможно и исполнить без усердного попечения о первой, которая есть достижения любви к Богу. Значение этой любви в жизни человека чрезвычайно велико, так как достигнув ее человек внутренне преображается и ум его становится светлым: «если сам ум и всё расположение души человека всегда поглощены размышлением о Боге и томлением по Нему, то памятованием о добре и любовью Божией он постоянно украшает свои мысли и они становятся истинными, благоговейными и благочестивыми.»2 Такая горящая любовью к Богу душа уже не тяготится никакой скорбью и все иго Христово для нее легко и так она достигает любви к ближнему: » И следствием памятования о Боге и любви Божией всегда является чистая любовь к брату.»3 Кроме того, пребывающий в любви к Богу человек становится страшным для темных сил: «Когда же ум посвящает себя целиком памятованию о Боге и любви Божией, то это становится поражением и смертью лукавого.»4 А не имеющий Бога в своем уме человек, не имеет и страха Божия, таковой «с необходимостью ищет славы и охотится за похвалами тех, кому он служит»5, таковой обличается Господом как неверующий: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин. 5:44). Исполняющий же заповедь о любви к Богу легко достигает и выполнения других заповедей, как «истинная простота, кротость, смирение, непорочность, доброта, молитва и все последующие святые заповеди.»6 Любовь к Богу уже вложена в человека изначально, ибо душа человеческая сотворена по образу Божию и по Его подобию, но в результате грехопадения в человеке образ Божий был омрачен. Результатом этого события стало присущее человеческому разуму рассеянность и некая немощь ума, которая не может без усилия и понуждения восходить в горняя, поэтому теперь человеку прележит труд и борение, чтобы возжечь в себе божественную любовь:» со многим борением, с трудом — тайным и незримым — следует постоянно отдавать себя делу исследования помыслов, немоществующие органы души нашей всегда упражнять в различении добра и зла и их, ослабленных грехом, непрестанно оживлять усердием ума, заставляя их поспешать к Богу»7. Кроме того, враг рода человеческого всегда препятствует человеку в его движении к Богу и непрестанно подвизается в том, чтобы отвлечь ум человека от Бога и предлагает ему всякое мечтание, увлекшись которым человек забывает о Боге и своей истинной цели: «он использует всяческие земные обольщения, чтобы увести человека от подлинного блага к тому, что лишь кажется им.»8. Враг везде сеет свои плевелы и к доброму примешивает свое (тщеславие, самомнение, ропот и т.п.), чтобы благо и добро, исполняемые с мыслью о Боге, были осуществлены не по причине служения Богу и любви к Нему. Поэтому прп. Макарий наставляет: «каждый христианин должен обладать многим ведением и способностью духовного различения, чтобы быть в силах распознать уловки и хитрости лукавого, целиком отстраниться от зла.»9 В творении прп. Макария изложены и способы достижения любви к Богу. Прежде всего он указывает на духовный труд, заключающийся в посте и молитве: «ибо тот, кто уязвлён любовью и пылким стремлением к Богу, во время молитвы усиливается, подвизается и принуждает свое произволение к духовному труду, отдаваясь ему целиком, даже если до этого он никогда и не предавался такому труду. Он жаждет получить от Бога небесную любовь»10. Плодом любви являются и другие труды, которые по слову прп. Макария должны быть увенчаны не только любовью, как небесным даром, но и другими плодами, если подвижник проходит их как должно: «о всяком подвижническом труде и усилии: идет ли речь о девстве или о молитве, о посте или бдении, о псалмопении или служении, а также о любом усилии и делании, совершаемом нами ради добродетели, — если не обретем в себе плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, прямодушия, веры, долготерпения и независтливости, то напрасны и тщетны труды и усилия наши.»11 Кроме того, небесные дары подаются Духом, а в нечистом сердце Дух пребывать не может, поэтому надо позаботится и об очищении своего сердца от всякой скверны: » должны полностью отсечь от себя всякий грех, совершаемый делом, словом, мыслью или помыслом, и, ревностно молясь и уповая с верой, ежедневно поспешать к совершенной чистоте Божией.»12 А тем, кто еще по младенчеству не может прилагать все усилия на молитву прп. Макарий рекомендует подвизаться в служении ближнему, дабы таким способом достичь той же цели: » приуготовляйте себя на служение, послушание или любое дело, приносящее отдохновение братиям, исполняя и осуществляя его, как заповедь Божию и как духовное дело.»12 Все дела свои прп. Макарий советует устроять, имея только одну цель: «пусть у нас над всеми заповедями господствует цель любви к Богу от искренней совести и чистого расположения души.»13 1-13 Макарий Египетский, прп., «Великое Послание», гл. III, VIII- XI. Литература: 1. Макарий Египетский, прп., «Великое Послание»

ВЕРА И ВЕРНОСТЬ

ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА ЛАДЫЖЕНСКАЯ: ЖИЗНЬ КАК СЛУЖЕНИЕ.

Татьяна Сергеевна Ладыженская, родившаяся в Дании русская православная христианка, дочь камер-юнкера С.С. Ладыженского, личного помощника супруги Императора Александра III, Императрицы Марии Федоровны – дочери датского короля Христиана IX. Она на долгие годы стала образцом русского характера символом и имперской России для северной Европы. Летом 2003 года журнал «Русский предприниматель» писал о ней: «Татьяна Сергеевна — поистине бесценное русское сокровище, и его хранит на своей земле датское королевство».

В начале 1917 года вдовствующая императрица Мария Феодоровна проследовала сначала в Крым, потом в Великобританию, и, наконец, в Копенгаген, и в этом тяжелом и грустном путешествии ее сопровождал выпускник Пажеского корпуса, потомственный дворянин и дипломат Сергей Ладыженский. На родине бывшую принцессу встретили сдержанно, но верный паж и его семья не оставили свою госпожу в этом испытании. Семья Ладыженских, в надежде на скорое возвращение, долго не распаковывала большую часть вещей, но вынужденная эмиграция все более и более затягивалась…

Татьяна родилась в 1919 году в Копенгагене, но ее воспитывали в убеждении, что ее Родина – Россия, что сама она – русская, а Дания лишь место, где она, волею случая, родилась. В доме Ладыженских была большая коллекция книг, картин и вещей, среди которых были подарки императрицы Марии Федоровны. Многие картины и вещи были подарены великой княгиней Ольгой, сестрой Николая II, которая несколько лет жила в их доме. Этими милыми вещицами – метками памяти и благодарности – была полна жизнь Ладыженских в эмиграции. В некотором смысле они так и не «распаковали чемоданов», навсегда оставшись иммигрантами. В то время как в революционной России грабили и разрушали храмы, ссылали и убивали священнослужителей и мирян, сжигали иконы и церковные книги, запрещали отмечать православные праздники, семья Ладыженских в Копенгагене жила русскими традициями, верой в Бога и надеждой на возвращение. В доме говорили по-русски, готовили русские блюда, читали сказки Пушкина. Молились, постились, приступали к Святым Тайнам в храме святого благоверного князя Александра Невского. И ждали возможности вернуться домой. До зрелого возраста Татьяна не бывала в России, но семейное предание Ладыженских хранит память о курьезном случае. На одном из светских приемов некий высокопоставленный датчанин сказал Тане, что раз она родилась в Дании, она просто не может быть русской. На это замечание дядя Татьяны Сергеевны ответил: «Сударь, если лошадь родилась в коровнике — это совсем не значит, что она корова…».

Это были те самые – первой волны – русские эмигранты, которые твердо верили, что скоро все образуется, и они смогут вернуться на Родину. Они не отделяли себя от России, которая в свою очередь, не отделялась ими от православия, от веры, от Бога. От жизни. Именно они, эмигранты первой волны, сохранили ту русскую культурную традицию, которую со временем утратила значительная часть их современников в России, забывших о своих корнях, о православии, о русской истории, о Российской Империи. Прошло время, и русская эмиграция тоже стала терять надежду, ассимилируясь с новой средой и теряя свою «русскость». Но это не коснулось семьи Ладыженских, на всю жизнь сохранившей любовь к России и к русским. Татьяна Сергеевна часто вспоминала, как ее родители утром за завтраком каждый день ей напоминали: «Ты русская, говори ПО-РУССКИ».

Во время войны Татьяна Сергеевна помогала больным и раненым советским военнопленным, не боясь посещать даже тифозных больных. А после аварии на Чернобыльской АЭС она организовывала в Дании лечение и отдых пострадавших детей, помогала закупать оборудование для российских больниц.

Большую часть жизни Татьяна Сергеевна отдала служению Русской Православной Церкви, неся различные послушания в храме святого благоверного князя Александра Невского в Копенгагене, а с 1988 года она исполняла обязанности старосты прихода: поддерживала порядок, день и ночь пребывая в храме. Владея пятью языками, она проводила экскурсии, занималась административной работой. Делом всей жизни Татьяны Сергеевны было исполнение завещания: перенесение праха Императрицы Марии Феодоровны в Петропавловский храм Петропавловской Крепости. В 1989 году Татьяна Сергеевна Ладыженская была награждена орденом Русской Православной Церкви святой равноапостольной княгини Ольги.

Последние годы жизни Татьяна Сергеевна отдала другому своему детищу: созданию женского православного монастыря в Хесберге – предместье родины Ганса Христиана Андерсена, что на острове Фюн. Господин Виг, одинокий лютеранский пастор передал Татьяне Сергеевне свое родовое поместье – древний замок – для основания в нем православного монастыря еще до того, как в 83-летнем возрасте он принял православие – отдал потому, что знал: другого такого честного и бескорыстного человека ему не найти, и он был спокоен за свое наследство. Документальный фильм «Монастырь», рассказывающий об этом проекте Татьяны Сергеевны был удостоен множества призов и наград. Его премьера состоялась 16 ноября 2006 г. в кинотеатре «Дагмар» в Копенгагене. Но Татьяна Сергеевна не увидела его: она умерла 21 февраля 2006 года, и ее похоронили на русском участке кладбища Ассистенс.

В ноябре 2003 года Татьяна Сергеевна Ладыженская была гостьей Никольского храма, что в Кунье на Мху, у Пруда (ныне село Васютино) и Покровского храма в Электрогорске.

Как случилось, что в нашей провинции, столь далекой от магистральных путей Истории, появилась эта неординарная женщина? Ответ прост: она была добрым другом настоятеля нашего Никольского храма, протоиерея Сергия Шумилова.

– о. Сергий, как Вы познакомились с Татьяной Сергеевной?

– Чтобы ответить на Ваш вопрос начну не большого предисловия, так будет понятнее. Я и мои друзья юности относимся к поколению, которое на рубеже 70-80-хх годов сознательно вступило на путь Веры. Если хотите, это было поколение церковных дворников, сторожей, алтарников и чтецов, пришедших из НИИ и КБ, проектных институтов и ВУЗов, издательств и театральных подмостков. К концу 80-х годов – мы уже вполне определились, став на путь обретения веры Христовой. В 1986 году по благословению духовника я покинул Моспроект, где работал по специальности, и нес послушание алтарника в храме Преображения Господня на Краснобогатырской улице в Москве. В те годы православная молодежь внимательно следила за тем, что происходило в Русской Зарубежной Церкви, которая являлась свободной частью единой русской Церкви. Именно в Русской Зарубежной Церкви шел процесс духовного осмысления сокрушительных событий 20 века. Там издавалась духовная литература необходимая нам как воздух. От туда звучали не подцензурные проповеди, дававшие пищу для размышлений под «советской» смоковницей. В СССР духовной литературы – даже обычных молитвословов – катастрофически не хватало. Это было время, когда проповеди, акафисты и другие, жизненно важные книги переписывались от руки. Именно тогда появился православный «самиздат». Его появление, небезопасное в то время, обязано твердости и решимости о. Леонида (Гайдукевича), о. Александра Шаргунова, других не робких священников. На этой благодатной ниве много потрудились и некоторые миряне.

Тогда же в Дании возникло молодежное движение Некст Стоп (Next Stop) – почти стихийный вариант так называемой «народной демократии». До этого момента за границы Советского Союза позволялось выезжать исключительно благонадежным членам партии и комсомола. Для того чтобы смягчить жесткий имидж тоталитарного государства, было принято решение сделать «железный занавес» более проницаемым и для некомсомольской – в том числе и православной – молодежи. В рамках этого проекта, к которому я отнесся довольно скептически, была организована первая поездка в Данию, в которую отправился мой близкий друг. Мы долго обсуждали и планировали его маршрут, конечно, мы не могли обойти вниманием храм святого благоверного князя Александра Невского, расположенного на улице Бредгаде, на Королевской площади – вблизи Амалиенборга, ведь его история связана с именем датской принцессы Дагмары – Императрицы Марии Феодоровны, супруги Императора Александра III.

Первое, о чем спросили наши «дипломаты», сойдя на берег — как попасть на Королевскую площадь в храм св. благ. князя Александра Невского в Копенгагене. Вот тут то они и попали прямиком пред очи Татьяны Сергеевны, которая в этом храме исполняла все возможные и невозможные послушания, главным из которых на тот момент была его грандиозная реставрация. Она приняла их у себя дома – в маленькой квартирке на четвертом этаже пятиэтажного дома на улице Вед Клостерет. Это был дом эконом-класса конца XIX в., из потемневшего от времени красного кирпича с чугунной винтовой лестницей. Квартирка была такой маленькой, что им пришлось спать под столом!

Брат Татьяны Сергеевны – Феодор Сергеевич – знаменательный человек! – жил на первом этаже такого же дома напротив. Когда мне довелось приехать в Копенгаген, я жил именно у него. Он обладал могучим – очень мужским – умом, и был добрым, талантливым и вдумчивым человеком. Его очень волновало все, что происходило на Родине. Несмотря на то, что они с Татьяной Сергеевной родились в Дании, они никогда не отделяли себя от России и ее судьбы. Они всегда живо интересовались тем, что происходило у нас, и всеми силами помогали тем русским людям, которые случайно и не случайно оказывались в поле их зрения в Дании и в Европе.

Феодор Сергеевич задавал нам, молодым визитерам, очень много вопросов, и всей душой рвался в Россию. Когда открыли границы, первым делом он поехал в Петербург, в Москву, стал прихожанином одного из восстановленных храмов в Петербурге, и так до конца жизни и приезжал в Питер на время Великого Поста, постился, молился, исповедовался и причащался.

Вся его квартира была сплошь уставлена полками и шкафами с книгами. Среди авторов библиотеки Феодора Сергеевича были к тому времени известные мне, но недоступные в СССР И. Ильин и И. Солоневич.

Ближе с Татьяной Сергеевной я познакомился, когда она самоотверженно взялась за помощь нашему другу-инвалиду. Для того чтобы помочь ему Татьяна Сергеевна обращалась даже к Датской королеве Маргрете II. В результате ее невероятных усилий наш друг получил вид на жительство и остался в Дании. Инвалидный дом, в который Татьяна Сергеевна устроила его, позволяет людям с ограниченными возможностями полностью обслуживать себя, а инвалидные коляски похожи на сложный пульт управления космического корабля, позволяющий достойно обходится без посторонней помощи. Татьяна Сергеевна всю оставшуюся жизнь дружила с ним, помогая ему во всем, даже отдыхать она брала его с собой.

– о. Сергий, чем Вам запомнился храм св. Александра Невского?

– Наше первое знакомство с Татьяной Сергеевной как квалифицированным экскурсоводом состоялась в храме св. Александра Невского, где в Царской комнате она познакомила нас с сокровищницей храма – его драгоценной библиотекой. В то время в храме еще сохранялись облачения ХIХ века: стихарь для алтарного служения, свитый из серебряных нитей, он весил не менее 40 кг! Храм св. Александра Невского близок мне по духу. Своеобразная архитектура, названная современниками «стилем Александра III», характерной особенностью храма является его расположение в ряду жилых домов, и во время крестного хода процессия обходит не только храм, но целый квартал!

Приход Александро-Невского храма в то время был очень разноплановый: еще были живы некоторые русские эмигранты первой волны, среди которых были и потомки Александра II (Ольга Александровна к тому времени уже уехала в Америку, а вот ее сыновья Гурий и Тихон, ровесники Татьяны Сергеевны, бывали в Копенгагене). Но гораздо больше было эмигрантов, оставшихся после войны, а также появились уже и советские эмигранты, которых там называли «колбасниками».

– о. Сергий, как вспоминала Татьяна Сергеевна военное время? Чем она занималась во время войны?

– Освобождать Данию от нацистских войск довелось советским войскам, но по договоренности, они вскоре должны были передать Данию союзническим английским войскам. Татьяна Сергеевна помогала датским врачам лечить русских солдат в качестве переводчика, но вначале они буквально шарахались от нее, думая, что она шпионка. Однажды на заданный вопрос: «А Вы из каких будете?» Татьяна Сергеевна ответила, что это совершенно не имеет значения, потому что все из одного теста, и недоверие и отчуждение было преодолено. Больные стали поправляться. Передавая представителям советских властей больных и раненых военнопленных, бережно выхоженных датчанами, их осторожно вели под руки, а сотрудники НКВД без особых церемоний буквально пачками запихивали в грузовые трюмы. Огромным потрясением для Татьяны Сергеевны было узнать, что все эти, с трудом выхоженные ею люди, по прибытии в Россию прямиком отправлялись в тюрьмы и лагеря.

Послевоенное время в Дании было голодным и в целом – очень тяжелым, но Татьяна Сергеевна отказалась работать переводчиком при английских оккупационных частях. В самые трудные времена ей приходилось буквально выживать за счет маленького огородика. И это касается не только голодного послевоенного времени: всю жизнь Татьяна Сергеевна, через которую проходили огромные суммы на реставрацию храма и гуманитарные программы, жила до чрезвычайности скромно.

– О.Сергий, если характеризовать характер и личность Татьяны Сергеевны Ладыженской, какие качества были ей присущи в наибольшей степени?

– Татьяна Сергеевна была очень порядочным и верным человеком: она никогда не поддерживала осуждающих разговоров ни о личных качествах близких и дорогих ей людей, ни о своей Родине, которую она, не смотря ни на что, любила до самозабвения. Двери в ее доме не закрывались никогда, к ней постоянно приходили самые разные люди с просьбами и проблемами, которые могла решить только она. В 2000 году на приеме в посольстве России в Дании ей понравилось угощение, и она лично поблагодарила 30-летнего шеф-повара. А когда он вскоре заболел и в одной из датских клиник перенес сложнейшую операцию, Татьяна Сергеевна просидела рядом с ним в операционной, а затем в палате интенсивной терапии без перерыва с 8 утра до 11 вечера, и все это время молилась Богу об исцелении. И то, что мне известно о ней — лишь малая часть того, что в своей жизни делала Татьяна Сергеевна.

Она организовывала лечение, санаторный отдых, консультации ведущих врачебных специалистов для детей из Чернобыльской зоны, закупала и поставляла оборудование для первых советских хосписов. Татьяна Сергеевна два десятка лет несколько раз в неделю читала лекции о православии, об Императрице Марии Феодоровне, урожденной принцессе Дагмар, о Российской Империи и императорской Семье: в малюсенькой Дании хорошо помнят о том, что их принцесса Дагмар была Императрицей шестой части земли. В своих лекциях Татьяна Сергеевна рассказывала о православии, об св. благоверном князе Александре Невском, который ни на кого не нападал, но защищал свою землю и свой народ. Искренняя доброжелательность к людям и любовь и к Богу, высокая образованность и знание языков делали ее лекции очень популярными для самых разных аудиторий – от подростков до государственных чиновников. Она помогала, умножала чужую радость, делила чужую боль, любила всех и молилась за всех.

Татьяна Сергеевна – потомственная дворянка, принадлежавшая к одному из самых именитых и древних родов – она никогда не была высокомерной, напротив, с ней было очень легко и ей часто целовали руки – даже незнакомые люди! Именно так поступила и наша прихожанка – когда Татьяна Сергеевна появилась в 2003 году в Покровском храме Электрогорска, Антонина Андреевна совершенно по-детски припала к ее руке, а Наталья Владимировна Пушина оставила своих завороженных молодых друзей внимать рассказу Татьяны Сергеевны, потихоньку собрала со стола и вымыла чайную посуду…

Татьяна Сергеевна, будучи уже тяжело больным человеком, пользующимся инвалидной коляской, ежедневно предпринимала поездки к своей – еще более нуждающейся в помощи подруге – заезжала в аптеки, закупала продукты, возила ее к врачам… И все это – с учетом того, что для этого ей самой приходилось штурмовать чугунную витую лестницу, чтобы спуститься со своего четвертого этажа, и снова на него взобраться. Ее выручал все тот же старенький Опель, подаренный Феодором Сергеевичем. А однажды она просто спустилась с четвертого этажа, села в Опель, приехала в аэропорт Копенгагена, ее поместили в самолет. Для Дании это нормально. А вот когда самолет приземлился в Московском аэропорту, ни один из советских служащих не посмел задать ей ни одного вопроса, аккуратно и бережно доставили ее туда, куда ей было нужно. И это было во времена самой глубокой разрухи перестроечного времени!

Самыми характерными чертами Татьяны Сергеевны были верность долгу, доверие промыслу Божию, и вся ее жизнь была служением ближнему. Татьяна Сергеевна безжалостно истощала себя в этом служении, безропотно принимая и нежную любовь и благодарность людей, которым она помогала. Принимала и черную неблагодарность – тоже безропотно и без тени осуждения. Принимала и болезни тела, но укреплялась духом.

В дар Принцессе Дагмар был построен храм св. Александра Невского, а хранила и берегла его Татьяна Сергеевна Ладыженская. Стараниями и любовью, верой и верностью Татьяны Сергеевны прах датской принцессы Дагмар как семя помещен в нашу русскую землю, а вот сама она – русская дворянка, легла в землю датскую, оставив на родине сказочника Андерсена женский православный монастырь.

Как в апокалипсическую пустыню из гибнущей Российской Империи первая волна русской эмиграции перенесла в Данию, в Копенгаген «плодоносящую ветвь» православия, где она сохранялась, укрытая до времени от жестокого ветра времени. И с захоронением в Петропавловской крепости праха Императрицы Марии Федоровны русская эмиграция фактически завершила свою историческую миссию.

Отрадно, что именно этот, совершенно удивительный и верный человек передал нам эстафету христианской любви – через столетие после гибели Российской Империи в огне революции.

В 2010 году, в рамках Международного литературного конкурса сочинений «Лицо России», ученица 6 класса гимназии из Чувашии – Ульяна Василькова написала сочинение о Татьяне Сергеевне «Я такая же русская, как и вы». Свое сочинение Ульяна заканчивает словами, что на ее взгляд, самым русским является лицо именно Татьяны Сергеевны Ладыженской. Девочка говорит о том, что она хотела бы иметь такое лицо. Так вот я желаю, чтобы у нашей Родины было именно ТАКОЕ лицо.

О. Дорофеева.
2012 год.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

11 декабря 2010 г. исполнился год со дня смерти очень дорогого и близкого всем нам человека, прихожанки Никольского храма с. Васютино — Наталии Владимировны Пушиной

Наталью Владимировну Пушину я знаю с детства. Они с моей бабушкой были добрыми знакомыми, и она учила детей танцам в нашем клубе. Мне очень хотелось заниматься у нее в кружке, но, к сожалению, не пришлось. Однако, наша встреча все-таки состоялась спустя много-много лет. Моя работа состоит в помощи одиноким и пожилым людям. Наталья Владимировна оказалась среди моих подопечных. Так началась наша дружба с этой удивительной женщиной, человеком необыкновенной судьбы. Я узнала ее близко, когда она была уже в преклонных годах, и болезни сопутствовали ей. Но никогда она не падала духом, мужественно перенося страдания. Она была светла душой, как юная девушка, и даже голос у нее оставался молодым. Она сама же шутила, подписывая свои открыточки так: «юная дама преклонных лет». И Наталья Владимировна была действительно дамой, благородной и жизнерадостной. Она открывала дверь на любой стук, никого не боясь. Она помогала каждому, кто нуждался в ней, щедро и бескорыстно. Она умела любить, умела утешать и дарить надежду. Наталья Владимирова была глубоко верующим человеком. Ее день начинался с молитвы перед образом Спасителя с неугасимой лампадой. Она молилась за всех: родных, друзей, за тех, кто был в трудных обстоятельствах. А когда она слышала о катастрофах, молилась об упокоении душ ушедших людей. Когда она уже лежала тяжело больная, ее единственное желание было поехать в храм.

Храм, участие в Таинствах Церкви давали ей жизнь и счастье. Ее болью была Россия, она молилась о спасении русского народа, и только в Православии видела его будущее. Она никогда не могла смириться с убийством Царской Семьи, которую очень любила, и была ей предана. В далекой молодости, тогда еще Наташа, горела желанием быть в Святой Руси. И Бог услышал ее…

Наталья Владимировна родилась 8 сентября 1914 в Ижевске, в семье русского врача Пушина Владимира Михайловича. Его супруга, Раиса Михайловна, воспитывала троих детей: старшую дочь Татьяну, сына Евгения и младшую Наталью. Владимир Михайлович получил назначение по работе на Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), и семья переехала из России в город Харбин. Харбин начала двадцатого века был русским городом. В нем было двадцать восемь храмов, и в центре – большой собор, в котором служил митрополит Мефодий.

Наталья Владимировна говорила, что такого роскошного хора, который был в Соборе, она больше никогда не слышала. На Рождество Христово и на Пасху в их дом всегда приходили священники, служили молебен, а потом бывала праздничная трапеза.

Владимир Михайлович был врач от Бога. В то время туберкулезные больные были обречены на смерть. Однако, ему удавалось лечить таких людей, и многих он спас. По рассказам Наталии Владимировны, ее папа принимал бедных больных так: после осмотра пациент обычно спрашивал его: «Доктор, а что мне можно кушать?». «Все можно кушать», — отвечал Владимир Михайлович и клал в карман посетителя рецепт на лекарства и деньги, которые давали возможность и лечиться, и укреплять силы хорошим питанием. Раиса Михайловна тоже была очень доброй: она кормила и одевала детей из бедных семей, которых приводили в дом Таня, Женя и Наташа. Она была очень красивой и любила искусство.

Наталья Владимировна училась сначала в гимназии. Перед уроками каждый день батюшка служил молебен и благословлял детей на учение. Любимой учительницей была княжна Наталья Александровна Ухтомская, которая преподавала английский язык. Директор гимназии Владимир Дмитриевич был еще и хорошим художником. Его картина «Река Нони», которая протекает недалеко от Харбина, украшала комнату Натальи Владимировны долгие годы. В гимназии Наташа подружилась с Ниной Чехович. Отец ее был русский офицер, работал сторожем в большом магазине; мама была парикмахером на дому. Жили они бедно, и Наташина семья чем могла, помогала им. Однажды на празднике Нина танцевала «русскую». Наташа была так восхищена танцем, что решила непременно учиться танцевать. Папа был категорически против, а мама поддержала дочь, и она стала учиться в балетной школе у лучших хореографов того времени Топорова, Седяковой, Ратушенко. После окончания школы ее взяли в ансамбль театра «Железнодорожное собрание».

Когда началась война Китая с Японией, брат магната Форда, женатый на русской женщине, предлагал Наташе уехать в Америку, а Александр Вертинский уговаривал ее уехать с ним во Францию. Он надписал ей фотографию в стихах:

«Мне нравится дикость Ваша,
И смелый разлет бровей,
И русское имя Наташа,
Которого нет родней».

Но Наташа отвечала, что кроме Святой Руси она никуда не поедет. За ней ухаживал Григор (Григорий), он занимал большой пост в театре Вахтангова. Он уговорил Раису Михайловну, что устроит Наташу в Москве. Папы тогда уже не было в живых, а брат Евгений, окончив Политехнический институт, получив диплом инженера-строителя, уехал в СССР еще раньше с группой харбинцев.

В 1936 году 22-х летняя Наташа приехала в Москву. Перед ней были открыты двери всех театров. Она выбрала оперетту. Но там прослужила недолго, не понравилась бедность, да еще приставили человека наблюдать за ней. И она ушла в филармонию. Стала выступать с партнершей по городам. В 1938 году в Иванове ночью ее арестовали, и она оказалась вначале на Лубянке. Потом она узнала, что ее муж Григор был тогда же арестован и вскоре расстрелян. Ее допрашивали по ночам, обвиняя в шпионаже, предлагали сотрудничество. Она держалась стойко, и когда следователь предлагал ей чай и угощение, она отказывалась и говорила: «Я от вас ничего не возьму». Потом была Бутырская тюрьма, пересылки, этапы. Ее приговорила к восьми годам лагерей по статье 58 (подозрение в шпионаже в пользу Китая и связь с иностранными агентами, в частности с французским шпионом Александром Вертинским). Та, подаренная им фотография со стихами сыграла свою роль.

Наталью Владимировну привезли в Ухту. В лагере, кроме общих работ, был проектный отдел, в котором она стала работать копировальщицей. Она рассказывала, что ночами шли расстрелы, убивали по двенадцать человек. И она слышала эти выстрелы по ночам. Каждый день мог быть последним. Однажды утром по территории лагеря везли телегу, на которой лежали тела убитых священников. Несколько человек, среди них и Наталья Владимирвна, пошли рядом и стали петь молитву: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». За это ее посадили в карцер, который был тем более ужасен, что там находился человек, повесившийся от отчаяния. Наталья Владимировна рассказывала, что заключенные очень голодали. Но она свою баланду отдавала другим, а себе оставляла кусок хлеба, который запивала кипятком.

В лагере имелся театр, вот как описывает его писатель Олег Волков в своей книге «Погружение во тьму»: «… был там еще и настоящий театр – внушительный, с портиками о четырех обшитых тесом колоннах. Такой впору бы иметь и районному центру. Два передних ряда кресел были обиты дерматином и отделены от остального зала, где сидели «зеки» широким проходом: они предназначались для хозяев… На подмостках театра выступали профессионалы из заключенных. Подобрать труппу на любые вкусы в те времена было нетрудно: певцов, циркачей, балерин, режиссеров, актеров – на выбор. Заводились эти каторжные сцены не только в видах развлечения начальства, хотя тешили его немало. Иной говорил «мой театр», «мои актеры», точь-в-точь, как в далекие времена душевладельцы, и хвастал ими перед начальником поплоше. Театры назначались пускать пыль в глаза, подтверждать прогресс и гуманность на советской каторге: тут заботятся о культуре и развлечения преступников!..».

В этот-то театр и перевели Наталью Владимировну после концерта художественной самодеятельности, ее «Китайский танец» очень понравился жене начальника лагеря. Наталья Владимировна вспоминала, что ее выступления имели огромный успех. Зал аплодировал стоя. Перед каждым выходом на сцену она открыто осеняла себя крестным знамением. Рядом выступали артисты Большого театра: Варвара Николаевна Немчинова, Каплун-Владимирский, Краин, Нора Радунская, солист Харбинской оперы Петр Кузьмич Рябых-Рябовский. Среди них был и певец Владимир Глазов, будущий муж Натальи Владимировны. Во время одной репетиции аккомпанировал пианист, очень плохо владевший инструментом. «Что Вы так плохо играете?» — спросила Наталья Владимирова и ударила его нотами по голове. Потом ей объяснили, что этот человек – священник, что его пытаются спасти, укрывая под видом артиста. Наталья Владимировна горячо просила у него прощения, и всю жизнь помнила этот случай. А после освобождения они переписывались. Спустя годы, на вопрос, что помогло выжить в лагере, Наталья Владимировна отвечала: «Вера в Бога и то, что мы делились последним куском хлеба».

Через девять лет ее перевели на вечную ссылку и приказали жить в Ухте. Но она, не побоявшись, уехала выступать по городам страны. И снова она с концертами в Иваново, и снова арест, и новая «вечная ссылка» — в Казахстан. Наталья Владимировна в то время была замужем и ждала ребенка. Она рассказывала, что когда следователь увидел ее, маленькую хрупкую женщину, и узнал, что она беременна, он схватился за голову в отчаянии от ужаса происходящего.

Наталья Владимировна оказалась сначала в поселке Акчетау, о котором говорила, что это самое страшное место на земле. А потом ее перевезли в Караганду, где она работала в театре и вела танцевальный кружок в клубе при шахте.

В 1951 году у нее родился сын, она назвала его Александром. У Натальи Владимировны не было молока, и не во что было завернуть ребенка. На помощь ей пришла Тамара Герасимовна, жена большого начальника Карлага, у которой тоже был грудной младенец. Она взяла Сашу к себе и стала его кормилицей. В то время в Караганде отбывал ссылку иеромонах Севастиан (Фомин), ныне почитаемый нашей Церковью преподобный старец Севастиан Карагандинский. К нему-то и пришла Наталья Владимировна покрестить Сашу. И старец Севастиан стал крестным отцом ее сына.

После смерти Сталина дело Натальи Владимировны было пересмотрено, и она была реабилитирована за отсутствием состава преступления.

Семнадцать лет лагерей и ссылок были позади. Ей предложили для проживания несколько городов Подмосковья. Ей понравился Электрогорск, тогда это был провинциальный зеленый городок. Была и работа по душе – руководитель танцевального кружка в клубе. Из Харбина приехали мама и сестра Татьяна. Брат Евгений был расстрелян, как враг народа, в России в 30-е годы. Ему было только 24 года.

Мама Натальи Владимировны так и не могла поверить, что ее дочь не за что держали в заключении столько лет. Она говорила: «За что мучают Наташу, верно, купца какого ограбила».

Наталья Владимировна в конце жизни все чаще повторяла, что это были лучшие ее годы, годы, которые она провела в лагере, потому что таких людей, которые были там, больше нет. Она, как и миллионы русских людей, стала причастна к крестным страданиям своей Родины – Святой Руси.

… Мне дорога память о нашей Наталье Владимировне. Нашей, потому что она любила нас, и любовь ее была верной. Она всегда была готова помочь человеку, который пришел к ней со своей болью. Она была радушной хозяйкой, и никто не уходил от нее без угощения и сладкого подарка. Наталья Владимировна не любила праздности: прихваточки и коврики, связанные ее руками, украшают дома многих друзей, радуя глаз своей веселостью. Всегда оставаясь женщиной, она старалась быть опрятной и нарядной: бусы или брошечка на красивой кофточке, или кружевной воротничок. Вспоминаю ее комнатку: за окном то цветущая белоснежная яблоня, то большие спелые яблоки, то красногрудые снегири. Все своей чередой. Проходили годы, и мне казалось, что так будет всегда: сказка за окном, и счастье быть с другом. Но и сейчас я чувствую, что духом она с нами. Я вспоминаю: вот я открываю дверь и слышу ее звонкий голос: «Ангел пришел, мой ангел пришел». И понимаю свое недостоинство, и хочется, хочется быть этим ангелом…

Юлия Дорофеева 

Н.В. Пушиной

Наталье Владимировне, дорогому другу
Так много можно рассказать
О том, что было между нами,
Запечатлеть все то словами,
Что нас смогло на век связать.
Ваш путь был долгим и тернистым:
От детства, юности счастливой
К Голгофе Родины любимой.
Он был нелегким, но был чистым.
Не соглашаясь с этим веком,
Когда крушились все устои,
И в прошлое ушли герои,
Вы оставались человеком.
Вы лаской многих утешали,
Вселяя веру и надежду,
И как в теплейшую одежду
Вы этим души облекали.
И я, как все мы, согревалась
Любовью Вашей бескорыстной,
Горячей, радостной и чистой,
И сердце ею наполнялось.
А Ваши руки, это – чудо.
Они так нежно прикасались,
Они любили, не боялись,
В них жило чувство не отсюда.
Порой мы с Вами были дети,
Могли играть и веселиться,
И так случалось разрезвиться,
Что забывали все на свете.
Но были тихие минуты,
Когда Евангелие брали
И слово Божие читали,
И времени спадали путы.
В наш храм мы вместе приезжали,
И Вы любили в нем молиться,
Всем сердцем к Господу стремиться,
Быть верной не переставали.
Мы говорили откровенно
О том, чем души наши жили,
Друг с другом искренны мы были,
И для меня все незабвенно.
Я благодарна Вам сердечно,
И верю: встреча наша будет;
Мой друг меня не позабудет,

Любовь связала нас навечно!

11 декабря 2011 г. исполнилось 2 года со дня смерти очень дорогого и близкого всем нам человека, прихожанки Никольского храма с. Васютино — Наталии Владимировны Пушной

Когда мы говорим о жизни человека, мы употребляем слово судьба; когда мы говорим о жизни народа, это слово – история. В Христианстве есть такое понятие – житие. С этим словом мы связываем жизнь тех, чья судьба незримыми нитями вплелась как в историю своего народа и всех живших с ними в одно время, так и другую, не всем видимую, историю домостроительства Небесного Храма, образом Которого на земле является Церковь. Основание этой Церкви было заложено Господом нашим Иисусом Христом, «дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Строительство этого Храма было воспринято свидетелями земной жизни Христа — святыми апостолами, душу свою положившими во имя служения Глаголу вечной жизни и спасения всех живущих на земле. Слово, проповеданное двенадцатью простыми рыбарями, стало смыслом жизни бесчисленного множества тех, чья жизнь протекает по особому закону, что выше всех законов человеческих – закону Любви и Истины, начертанному в их сердцах. Снова и снова, несмотря на вечную вражду врага рода человеческого, они возрождают разрушенные и возводят новые храмы на земле, а значит в сердцах человеческих. Не столь важно, как выглядят эти храмы: величественный Софийский Собор на берегах Днепра; сравнимый разве с красой русской березки – Храм Покрова на Нерли; Успенский, Архангельский и Благовещенский Соборы древнего Кремля; образ единства Русской земли — Троице-Сергиева Лавра; символ монашеской мудрости – Оптина пустынь, оплот женского целомудрия и чистоты, духовное чадо батюшки Серафима – Дивеево; смертельно раненый и вновь воспрявший Храм Христа Спасителя; свидетели Русской Голгофы — храмы на месте убиения Царской Семьи в Екатеринбурге и Бутовском полигоне, или самая обычная, хотя не бывает их, обычных, сельская церковь.

За этими величественными, известными на весь мир соборами, и никому не известными церквушками и часовенками стоят судьбы тех, чья жизнь неразрывно с ними связана, живых и ушедших, за кого денно и нощно возносятся молитвы, приносится Единая за всех и за каждого в отдельности Священная Жертва. Каждый Храм, один как полноводная река, другой, как тихий ручеек человеческих судеб, сливаясь и восполняя друг друга, имеет свою историю, которая принадлежит и отражает историю всей нашей Родины – России, которую, как и жизнь святого, мы называем древним словом Житие. Есть такая история у Храма, с приходом в который для многих из нас началась новая жизнь — Храм святителя Николая, что в Кунье на Мху в селе Васютино.

В прошедшем 2010 году, начиная с Праздника Пресвятой Троицы — Пятидесятницы, когда вся Церковь Христова празднует день своего рождения, мы отмечали наш юбилей – 20 лет возрождения Свято-Никольской церкви. В эти Рождественские дни начала третьего десятка нашей обновленной шестивековой истории, вспомним главные вехи жизни любимого Храма.

…Наверное, нет на свете ни одного человека, который не знал бы имени Николая Чудотворца, если даже иноверцы просят и получают от него помощь; настолько близкого каждому русскому сердцу святого, что многие искренне удивляются, узнав о том, что родился он в далеком малоазийском городе Патаре на южных берегах Средиземноморья. Нет в России и ни одного дома, где бы не почитали преподобного Сергия Радонежского, Игумена земли Русской. Но, думается, нет на Руси еще такого Храма, где почитание этих, вероятно, самых любимых в Русском Православии святых, было бы так неразрывно.

История Никольской церкви начиналась в далекие, чем-то похожие на наши, времена, когда Русь постепенно вставала с колен после трех веков татаро-монгольского плена – печального итога братоубийственных княжеских междоусобиц. Первые монастыри и церкви стали появляться в наших краях именно в связи с их относительной безопасностью. В таких, защищенных непроходимыми лесами и болотами местах, вдалеке от больших дорог, постепенно собирая силы вокруг монастырских стен, возрождалось Русское государство. Тогда Русь явила сразу трех своих сынов, без чьего подвига было бы невозможно объединение и создание величайшей в истории Православной Империи. Все они причислены к лику святых: устроитель церковной жизни — митрополит Алексий; благоверный князь Димитрий Донской и преподобный Сергий Радонежский. Именно он благословил русский народ на победу и показал пример духовного возрождения и воссоединения, без которого было бы невозможным подняться с колен, чтобы стряхнуть с себя поганое иго.

Всего в нескольких километрах от Васютино два основанных преп. Сергием монастыря — Благовещения на реке Киржач и Успения Пресвятой Богородицы на реке Дубенка. О том, что Свято-Никольская церковь основана Сергием Радонежским подтверждает посвященный ему левый придел храма, а также предание об одной из самых дорогих святынь наших — колодчике преподобного Сергия в семи километрах от села. Может быть, именно этот источник явился по молитвам святого, когда он вместе с братиями, «многия места обойдя», искал место для монастыря на реке Киржач, как читаем мы в его житии.

Четыре столетия простоял основанный преподобным Сергием храм, пока в 1787 г. на месте уже значительно обветшавшего к тому времени деревянного, был построен новый, каменный. Еще через сто лет в память Чудесного спасения Царской семьи во время крушения поезда 17 октября 1888 г. на церковной территории была воздвигнута часовня в честь этого события.

Более пятисот лет служила Богу и людям Церковь святителя Николая и преподобного Сергия, даруя всем с верою приходящим самое ценное, чем может обладать человек – познание Бога, жизнь с Господом нашим Иисусом Христом. Исповедывали люди грехи, приносили покаяние, молились за родных и близких, живых и усопших, за Богохранимую Россию, за весь мир. Мы не знаем имен всех священнослужителей, стоявших у престола Свято-Никольской церкви все эти 5 веков, но свято чтим имя отца Константина (Успенского) — последнего её настоятеля до 1937 года…

Отец Константин начал свое служение вскоре после вступления на престол царственного страстотерпца Государя Николая II. Более сорока лет он был добрым пастырем Никольской церкви, соблюдая вверенных ему Господом чад в вере и благочестии, стараясь, чтобы вся их жизнь освящалась Святой Церковью. От отца Константина получала паства первые знания о Боге, с его напутствием уходили в «путь всея земли». Сколько душ христианских принял батюшка за эти годы в водах святого Крещения, сколько выслушал он покаянных откровений, сколько приняло из его рук святое Причастие – не счесть.

Но пришло «время зверя»… Двадцатый век отмечен самым тяжким грехом, какой могло совершить человечество, многократно страшнее он тем, что совершен был на Руси, которую мы называем Святой. Если мрачные годы иноземного ига мы считаем Божьим наказанием за каинов грех братоубийства, то в веке ХХ свершается грех, сравнимый разве с предательством Иуды. Такой братоубийственной бойни и представить не могла Древняя Русь во времена татарщины, когда даже иноверцы не дерзали посягать на Святую Церковь. Изуверы ХХ века дерзнули разрушить Дом Божий, мир отрекся от Его служителей, занес руку на Царя – живой символ единства православного государства, народа и Церкви. Божий Помазанник принял мученический венец вместе с обманутым народом. И стал человек строить «светлое» будущее, и полетели святые кресты на землю, полилась невинная кровь.

Переворот 1917-го ознаменовался в Васютино пожарами: подстрекаемые человеконенавистнической злобой и завистью, крестьяне поджигали друг у друга дома. Когда был запрещен колокольный звон, нашлись и в Васютино не побоявшиеся нанести оскорбление храму, в котором крестились. Очевидцы рассказывали о том, как почернел главный колокол, когда его сбросили на землю. Все осквернители Дома Божьего в течение трех дней погибли лютой смертью. Тогда же в Васютино сгорело двадцать четыре дома.

Отец Константин видел, как люди теряют связь с Богом и Церковью, а сатанинское зло набирало силу; не мог не предчувствовать он и приближение собственных крестных страданий. Настал 1937 год и настоятель Свято-Никольского Храма взошел на Русскую Голгофу. В начале октября были опрошены лжесвидетели, и в ночь с 5 на 6 ноября отец Константин и его сын Борис были арестованы. Когда ранним утром увозили их из родного села, дочь обращенного в православие раскольника Марфа возвращалась домой с ночного дежурства. Увидев арестованного батюшку, заплакала. Отец Константин подошел к ней, погладил ее по голове и сказал: «Не плачь, дочка, время сейчас такое». Это были последние слова, которые сказал священник своим чадам…

10 ноября 1937 г. отец Константин был допрошен начальником Павлово-Посадского отделения УНКВД Пелькеном и в течение 10 дней было сфабриковано дело, по которому отец Константин был обвинен в том, что «ведет систематическую антисоветскую агитацию», «сгруппировав вокруг себя контрреволюционный элемент деревни».

Сохранились материалы по делу отца Константина.

«- Следствие располагает материалами, изобличающими Вас в том, что Вы, будучи антисоветски настроенным, занимались антисоветской деятельностью, направленной на срыв мероприятий, проводимых партией и правительством. Признаете Вы себя в этом виновным?

— Виновным себя в этом я не признаю. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался.

— В августе месяце 1937 года в церкви, во время службы, Вы раздавали яблоки верующим?

— Да, яблоки в августе месяце сего года в церкви я раздавал верующим.

— С какой целью была организована раздача верующим яблок?

— В этот день был религиозный праздник Преображение. По нашему церковному Уставу в этот день полагается освящать в церкви яблоки и раздавать верующим.

— Что Вы говорили верующим, раздавая яблоки?

-Яблоки я раздавал молча и ничего не говорил.

— Раздавая яблоки верующим. Вы допустили тогда антисоветские высказывания, заявляя, что колхозные яблоки от сатаны. Это Вы признаете?

— Этого я не говорил. Я утверждаю, что при раздаче яблок я ничего не говорил, а раздавал их молча. <…>

— Вы колхозникам говорили, что если они в праздничные дни будут работать в колхозе, то урожая не будет. Это верно?

— Нет, я колхозникам никогда этого не говорил. <…>

— Кого имеете из родственников или знакомых, репрессированных органами НКВД?

— Репрессированных органами НКВД как родственников, так и знакомых никого нет. <…>

— Кого имеете из родственников за границей?

— За границей из родственников никого не имею.

— Следствие располагает материалами о том, что Вы занимаетесь антиколхозной агитацией, по этому вопросу требуем от Вас откровенных и правдивых показаний.

— Никакой антиколхозной деятельностью я не занимался. <…>

— Скажите, а что Вы говорили колхозникам по отношению выборов в Верховный Совет?

— По отношению выборов в Совет я никогда ничего не говорил. <…>

— Скажите, Вы говорили колхозникам, что если они будут работать в религиозные праздники, то урожая у них не будет?

— Нет, этого я никогда нигде не говорил. Больше показать ничего не могу…»

21 ноября 1937 г. тройка при УНКВД СССР Московской области постановила «Успенского Константина Васильевича расстрелять». 25 ноября 1937 протоиерей Константин Успенский был расстрелян на Бутовском полигоне.

В течение долгих лет Храм свт. Николая и преп. Сергия подвергался поруганию, превращаемый в зависимости от пристрастий начальствующих временщиков то в овощехранилище, то в танцплощадку, пока, наконец, не был окончательно заброшен ввиду полного разорения…

Но прошли годы, и настал 1988 год – год 1000-летия Крещения Руси; и вновь стали подниматься из руин Православные Храмы, и вновь зазвенел по Руси Великой колокольный звон.

В 1990 году на руинах оскверненного и израненного Храма в праздник Пресвятой Троицы был отслужен наш первый молебен; в день святителя Николая центральный купол Храма был увенчан Святым Крестом; через год вновь был найден вот уже шесть веков неиссякаемый источник Сергия Радонежского.

Долгие годы безбожной власти колодчик был в забытьи, казалось, совсем зарастет к нему тропинка в вековом лесу; пока в 1991 году, взяв благословение у настоятеля, потратив недели на поиски, с помощью Божьей и молитвой Преподобному, прихожане нашли, наконец, заросший, засыпанный ветками, но не погибший источник. Теперь, вместо еле различимой тропинки, по которой раньше лишь пешим ходом и в сухое время года можно было с трудом пробираться — дорога, по которой и зимой, и летом, и весной и осенью идут и едут к нему прихожане, жители Электрогорска, Москвы и окрестных деревень. Общими стараниями он укреплен цементным фундаментом, поляна расчищена от валежника, спилены мертвые деревья, а в 2010 году по всем канонам древнерусского деревянного зодчества возведена над ним часовенка. Ни один день памяти преп. Сергию не обходится без молебна на «колодчике». Мы очень любим эти дни, ждем с нетерпением, когда они наступят. Нет ничего горше, если пропустишь их и не попадешь «в гости к Сергию Радонежскому» — потом целый год какой-то неправильный. Были здесь и утешения, и исцеления, и помощь немощным; а главное, всегда ни с чем несравнимая, в самое сердце проникающая и всех обнимающая, тихая радость – благословение преподобного Сергия.

2000 год – год прославления новомучеников и исповедников Российских, душу свою за Веру и Святую Русь положивших, среди них – отец Константин. К этому времени уже полностью была восстановлена Царская Часовня. 25 ноября – день расстрела Отца Константина стал днем его церковного прославления, днем почитания всех Павлово-Посадских святых, наш праздник.

Один из вопросов на том дьявольском следствии по сфабрикованному против отца Константина делу был о яблоках. Удивительно, как этим рьяным прислужникам зла, не давали покоя эти яблочки из батюшкиного сада, которые в день Преображения Господня он раздавал своим прихожанам, и, в первую очередь, детям… Теперь, возрожденный молодой сад, вновь одаривает всех нас пахучими яблочками – яблочками отца Константина, которые мы и теперь получаем в праздник Преображения, уже из рук теперешнего духовенства.

В 2010 году праздник святителя Николая (зимний) выпал на Воскресный день — нашу еженедельную Малую Пасху. Как особое благословение восприняли мы удивительное (промыслительное!) совпадение, когда в юбилейном году вслед за весенним днем памяти нашего небесного покровителя (22 мая н.ст.) наступила Пятидесятница — праздник Пресвятой Троицы; день, в который Русь Православная не может не обратиться благодарной мыслью к основателю Русской обители Пресвятой Троицы – преподобному Сергию.

«Без Троицы дом не строится» — гласит народная мудрость. Когда-то, посреди «ненавистной розни века сего», без малого шесть веков тому назад, придя на Маковец близ Радонежа, преподобный Сергий все начал с того, что построил простую деревянную церковь — храм Пресвятой Троицы, заложив зерно иного измерения жизни русского человека — образ возрождающейся и воссоединяющейся Святой Руси. Вот уже шесть веков святитель Николай и преподобный Сергий держат в своих руках нашу Церковь, как видим мы на нашей храмовой иконе, теперь к ней присоединилась и другая, — икона, на которой среди сонма новомучеников и исповедников Российских наш святой батюшка — протоиерей Константин Успенский.

…Под колокольный звон первой в истории родного Электрогорска и на наших глазах построенной Церкви Покрова Пресвятой Богородицы, спешим по когда-то (страшно вспомнить!) — Безымянной, а теперь — улице священомученика Константина к автобусной остановке. С трудом протискиваемся в гущу многочисленных дачников, чуть не сдерживаемся, чтобы не напомнить для чего, собственно, предназначались и этот замечательный маршрут и эта, теперь так привычно асфальтированная дорога, щебенку с которой когда-то приходилось охранять от нынешних пассажиров. Вглядываясь в близкие и не очень лица, ловишь себя на мысли – ну почему, почему мы не все в этот воскресный день идем и едем в Храм?! …Но, слава Богу! — раскидывается по обе стороны этой удивительной дороги звенящая чистота бездонного синего неба так, что захватывает дух и улетает неведомо куда бесполезный и бессмысленный ропот на ближнего. Вот он — белоснежный, сияющий золотыми крестами обновленный Свято-Никольский Храм. Теперь, глядя на эту вознесшуюся к самому небу красоту, даже трудно представить, что было это время – время страшного разрыва времен, зияющей раны между 1937 и 1990…. Но, бережно хранятся осколки сброшенного колокола, фотографии разрушенных церковных стен и чудом уцелевший в архивах НКВД снимок священомученика Константина Успенского – «анфас и профиль»…

Такая она — дорога к Храму… У каждого своя.

Наталия Макаревич

2011 г., январь

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ВАЛЕНТИНЫ ДМИТРИЕВНЫ СИЛЯКОВОЙ

Тетя Валя

«…И он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его»  (Ин, 10:3-4).

В Воскресный день престольного праздника Святителя Николая в первый раз мы стояли на праздничной службе без тети Вали. Тогда, поглядывая на непривычно пустующий ее уголок — рядом с солеёй у иконы Пресвятой Богородицы — мы еще не знали, что земной путь рабы Божией Валентины подошел к концу.

Похоронили мы нашу тетю Валю 22 декабря 2010 года…

Прощаясь, вспоминали ее слова, которые, как выяснилось, успела она напоследок сказать каждому из нас. Провожая похоронную процессию, отец Сергий говорил о том, сколько всего с нею связано в нашем храме – вот комнатка, где она жила, вот тети Валин огород, вот чудом уцелевший, желтый домик первой трапезной, где она была нашим первым поваром; а вот теперь совсем рядышком с церковной оградой, как она и мечтала, будет ее могила… Так трудно представить, что в этой жизни мы больше не увидим ее, не услышим ее особенный, чуть с хрипотцой голос, который и теперь, когда пишутся эти прощальные слова, так явственно слышится. Его не спутаешь ни с каким другим – то суровый, то ласковый, когда-то громкий, с годами все тише — голос тети Вали, которым она окликала каждого из нас; которым годы и годы будила несчетное количество таких разных пассажиров электропоездов нашего направления, выполняя свое главное послушание – собирание пожертвований для возрождения Свято-Никольской церкви.

Вспомним жизненный путь этой удивительной женщины, вероятно, похожий на судьбы самой России. Да, она знала и шум страстей, и падения, но как, сказал батюшка – обладала тетя Валя и великим даром покаяния, которым не может обладать человек, если не будет в душе его молитвы… Вряд ли мы вспомним кого-то еще, кто бы с таким рвением и радостью нес, тяжелое, часто неблагодарное, и так любимое ею послушание – в зной и холод, в слякоть и морозы, с тяжелым ящиком, набитым книжками, молитвенниками, иконками, неутомимо трудилась она для Васютинской церкви. Вспомним, как, чуть подлечив свои больные ноги, не могла дождаться, чтобы опять взвалить на себя ящик для пожертвований и опять ранним утром отправиться в дорогу, а если слышала участливый совет – погодить немного и отдохнуть, тут же начинала махать руками и восклицать – «чуть подлечилась и — слава Богу и Николаю Угодничку!, — а что болят ноги, так и пусть, это мне, чтобы помнила, по-другому нельзя!».

В тот памятный день памяти святителя Николая, когда мы впервые за все эти годы не увидели рядом тетю Валю, в Церкви читается 10-я глава Евагелия от Иоанна «О пастыре добром». Как почитала тетя Валя своего любимого святого знает каждый из нас – настолько жива и, если можно сказать, ощутима была ее любовь к этому самому русскому из вселенских святителей святому, передать невозможно. Когда она произносила его имя, лицо ее просто преображалось и светилось. В жизни, а тем более в конце ее, ничего не бывает случайным. Так и мы, поверяя друг другу свои чувства, сходились на нашем общем уповании в светлой кончине рабы Божией Валентины, из всех трудов человеческих, выбравшей главный – покаяние, молитву и возрождение Храма Божия на родной земле. А потому верим, что так любимый ею святой Николай окликнул и ее по имени в час кончины, верим, что не оставит ее  Господь и в жизни вечной.

25 декабря 2010 г.
Наталия Макаревич

Проповедь любви

Я вспоминаю тетю Валю светло. «Радость моя», — так обращалась она к человеку, здороваясь с ним, и слова эти в ее устах звучали просто и искренно. Сразу возникал образ преподобного Серафима Саровского, которого тетя Валя очень любила, и, наверное, старалась подражать ему. И, конечно он помогал ей в трудах и великих, и радостных. Одному из ее послушаний, но как мне кажется, самому важному, я посвятила стихотворение, которое назвала «Проповедь любви».

Что значит жертву собирать,
Ходить по шумным поездам,
И к сестрам с братьями взывать:
Подать на храм, подать на храм?

Народ, уставший от невзгод,
Забывший Бога, наш народ,
Будить словами как в набат:
Ты мне – сестра, а ты мне – брат!

Какую ношу ты несешь:
Быть искренной в ответ на ложь.
Сквозь безразличье и плевки
Любовь, свети, любовь, свети!

И тот, к с радостью несет
Свой крест скорбей, свой крест забот,
Кого любовь Христа ведет,
Тот, верю, много душ спасет!

Царство Небесное, вечный покой даруй, Господи, нашей дорогой тете Вале.

Юлия Дорофеева

Наша бабушка Валя

Христианство- это труд.

Наша бабушка Валя труд очень любила. Причем она выбирала себе самые тяжелые послушания. Одно из них помнят все, кто пользовался электричками. При входе в вагон баба Валя произносила простые, но в тоже время наполненные глубоким смыслом слова. Это было даже не прошение о пожертвовании на восстановление нашего храме в селе Васютино, а умоление нас грешных опомниться от своего безумия и призыв сделать первый шаг к Богу. Ведь это она не себя спасала, а нас грешных. Подавая на храм, мы оказывали милость самим себе, уврачевывая свою собственную душу от страстей, обувающих нас. Ее предложение купить Евангелие, Псалтырь, иконы Николая угодника, Матери Божий до сих пор звучат в моих ушах, как часть какого-то богослужения. Ее служение здесь, среди толпы людей, не знающих милости Божией, было, как написано у апостола, именно тем, что она святила Господа в сердце своем, доказывая свою любовь к Богу делом. И Господь услышал ее молитву за нас, ибо мы пришли на ее зов в храм. А сколько еще придут!

Ревность о богослужении.

Прошло несколько служб с тех пор, как моего сына взяли в алтарь. Он был еще мал и не понимал как себя правильно вести при богослужении. Он еще не совсем привык к стихарю и надо сказать, что не имел благоговения, т.е. мог в любую минуту сделать какой-то жест (начать теребить стихарь), причем в самую ответственную минуту величания дневного святого. Мы, родители, видели это, но наши увещевания сына о том, что надо потерпеть с разного рода неподобающими действиями до конца службы, не имели успеха. Все происходящее не прошло мимо глаз бабушки Вали. При подходе к кресту мы стояли в тот воскресный день все вместе, и подойдя к нам она очень строго, но как-то деликатно и как-то даже по-детски выговорила новоиспеченному алтарнику. Смысл ее слов был таков, что так нельзя стоять пред очами Божиими и что это никуда не годиться, ибо оскорбляет и Бога и всех молящихся. Все сказано было с таким переживание в глубине ее сердца, что мы поняли, что мы тоже подпадаем под «это никуда не годится» и что нам самим надо подтягиваться и возрастать, чтобы быть способными воспитывать сына и в его глазах выглядеть примером. Именно она имела право выговорить все эти требования, так как она сама уже исполняла то, чему хотела научить нас.

Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых.

Помню, умерла женщина, которая была прихожанкой нашего храма, и все, кто присутствовал на отпевании, горько плакали об усопшей. Были и родственники, которые тоже очень скорбели и рыдали. От наплыва чувств и видя, как пришедшие близкие усопшей не понимают, что душа бессмертна, приведя помышления о том, что сама редко думаю о смерти, о ее реальности и неизбежности, начала тоже плакать и уже не могла остановиться, слезы так и катились по щекам. Так я и стояла, утираясь платком и всхлипывая, но тут прямо перед моими глазами возникла бабушка Валя и говорит: «Ты чего ревешь? Радоваться надо, что человек ко Господу отошел, а не плакать!» Слова эти звучали так уверенно и твердо, что я потихоньку успокоилась и подивилась уверенности бабушки Вали, ее твердости в христианских догматах.

Вот и теперь, стоя на панихиде и вспоминая бабу Валю, у меня совсем не было скорби. Я думала, что бабушка Валя именно встретилась с Господом. А то, что она любила Его и служила Ему всей своей жизнью, мы это знаем и отсюда такое спокойствие за нее.

Людмила Козлова

Уроки любви

«Счастлив тот, кто пробудет у убогого Серафима в Дивеево от утра до утра, ибо Матерь Божия каждые сутки посещает это место»

(преп. Серафим Саровский)

В лето 1021 от Крещения Руси…

Часть 1-я (день второй)

Лавра

Стихотворение, написанное прихожанкой церкви
св. Димитрия Солунского села Згораны Анной Петровной Пархомук, и прочитанное в прощальный вечер.

В лето 1021 от Крещения Руси

12 авг. н.ст. / 30 июля ст.ст.

Из первопрестольного Киева, преодолевая пятисоткилометровый путь, с препятствиями в виде замены сгоревших от напряжения шин, заставивших нас около часа помокнуть под ночным дождиком в древнем Луцке, достигаем мы, наконец, родины наших друзей – западных пределов Украины, земли Волынской.