Рубрика: Елизавета (Луиза) Савинская

Быть христианами

«Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима Премудрость Твоя. И славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих; человек, который носит с собой повсюду смертность свою, носит с собой свидетельство греха своего и свидетельство, что Ты противишься гордым. И все-таки славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе. Дай же мне, Господи, узнать и постичь: начать ли с того, чтобы воззвать к Тебе, или с того, чтобы славословить Тебя; надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе? Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя? Воззвать не к Тебе, а к кому-то другому может незнающий. Или, чтобы познать Тебя, и надо воззвать к Тебе? …Взывает к Тебе, Господи, вера моя, которую дал Ты мне, которую вдохнул в меня через вочеловечившегося Сына Твоего, через служение Исповедника Твоего» (свт.Августин Блаженный, Исповедь, 1:1).

По статистике в России около 80 миллионов православных. А сельский батюшка на своем опыте знает, что в храме редко бывает больше двух процентов жителей близлежащего населенного пункта…

В самом деле – кто вправе считать себя православным христианином? Рожденные в православной семье и крещенные в младенческом возрасте? Те, кто в зрелом возрасте услышал: «Се стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним и он со Мною» (Откр. 3:20)? А может, те, кто регулярно пишут записочки на поминовение и знают, где поставить свечу «на канун» или «празднику»? Достаточно ли этого? Кого Церковь считает православным?

Советский пролеткульт приготовил нам, иcшедшим из египетского рабства соцреализма, весьма скудную духовную пустыню. Сегодня практически каждый – не всегда на уровне сознания – ощущает внутреннюю опустошенность, которую пытается заполнить … вкусной едой, развлечениями, легким чтивом, шопингом, отдыхом по схеме «все включено» и проч. и проч.

О внутренней опустошенности свидетельствует и тотальная тяга к мистике, пророчествам и гороскопам: средства массовой информации пестрят сюжетами, программами и фильмами на магические и околорелигиозные темы, за которыми читается старый как мир подтекст: где-то здесь живет тайна! Чаще всего в поисках тайны мы уподобляемся выструганному из полена Буратино, и ищем ее снаружи: дверцу, ключик, волшебную страну…

Но Тайна – Истинная, Главная Тайна мироздания – совсем рядом: «И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели Его славу, славу, как Единородного от Отца» (Ин.3:514). А мы почти забыли, что каждый человек призван обрести в себе образ Божий и умножить таланты. Но Премудрость Божия ведет нас к познанию Тайны и самих себя единственно верным путем, на котором исполняется замысел Творца о каждом из нас. Господь назначает время и меру, соответствующие характеру человека, его способностям и талантам. Только Господь подлинно знает каждого из нас, со страстями и немощами, темпераментом, физическим и душевным устроением, внутренними запросами, амбициями и ошибками: «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе»

Евангелие – Благая Весть, и каждое Евангелие неповторимо – в силу того, что у каждого из нас свой опыт Богообщения: «Не вы Меня избрали, но Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» (Ин. 15:16). Каждый православный христианин может рассказать свою историю своей личной встречи со Спасителем, о том, как его нашел Пастырь Добрый. Встречи эти разнообразны, но часто прослеживается похожий сюжет: веровал, не зная Кому, знал внутренним знанием, слышал внутренним слухом, видел внутренним оком…

Как спасает нас Господь, какими путями посещает народ Свой?

Мы расскажем реальные истории наших прихожан, о том, как они пришли к вере, когда услышали они зов Божий.

С первыми вопросами мы обратились к Елизавете Петровне Савинской, воспоминания которой о школьном воспитании в военное и послевоенное время мы публиковали в февральском номере этого года.

– Елизавета Петровна, пророк Иеремия свидетельствует: «…говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом» (Иер. 31:33). А как совершилось Ваше призвание? Как Вы пришли к вере?

– Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось предпринять еще одно путешествие по всей своей жизни, посетить детство, отрочество, юность и зрелость, и старость свою. И с удивлением пришла к выводу, который много раз слышала из уст самых разных людей: действительно, оказывается, даже когда еще была некрещеной и ничего не знала ни о Боге, ни о Христе Спасителе, я все-таки веровала. Только вера эта была детская, очень наивная, не по Православному канону… Думаю, мы приходим в мир, уже имея и благую весть, и вера нам вкладывается в сердце, ну а дальше – как мы сами распорядимся. Личным опытом знаю, что душа изначально христианка, и с этим спорить неразумно. Я родилась в безбожной стране, где практически все были пионерами и комсомольцами… Но у меня никогда не было желания командовать, пробиться во власть. Меня как магнит влекло слово. Оно рождалось в душе, и невозможно было его не писать! Первая моя публикация вышла в сорок седьмом году – от нее и отсчет веду. После школы поступила в языковый вуз… но мне казалось ужасно безответственным – заниматься переводами, когда столько людей в мире голодают и смертельно болеют! Бросила «иняз» и поступила в Тимирязевскую академию. Так и сплелись в моей жизни две профессии: с одной стороны – лекарственные средства и препараты на основе природного сырья, а другая моя половина властно требовала выразиться в слове. Рождающееся в моей душе слово отражало происходящие перемены и искало выхода: я просто не могла этого скрывать. Поэтому окончила двухгодичные курсы журналистики.

Вернувшись в детство, вижу, насколько велико в то безбожное время было влияние на меня моих дедушки и бабушки. Дедушка – Невинский Артемий Васильевич – он был просто уникум! Он многого лишился во время революции, но рассматривал это как обретение. То, что у него было отнято, в духовном плане вернулось к нему сторицей. Вспоминая о нем сейчас, поражаюсь: мой дед был удивительнейший человек, он умел все. Вообще ВСЕ, несмотря на то что вырос в дворянской среде. Его мама, моя прабабушка, происходила из богатой и знатной польской семьи. Она полюбила Василия Васильевича Невинского, обнищавшего белорусского дворянина, за что была отвергнута родителями. Мой дед, Артемий Васильевич, родился от этой необыкновенной любви. Он очень хорошо знал библейскую историю – буквально наизусть. В советские годы Священное Писание было недоступно. Библия в домах была редкостью. С благодарностью вспоминаю его беседы со мной, невзначай, когда мы ходили прогуляться, или вечерние беседы. Исподволь, без принуждения, дедушка непрерывно сеял, закладывал в меня зернышки веры. И он как-то ненавязчиво это делал, всегда к слову… Он рассказывал, рассказывал, рассказывал… Позже, при чтении Библии, удивилась: вот откуда дедушка черпал МУДРОСТЬ! И речь его вспоминаю. Он как будто бы читал мне Священную Книгу… Но ненавязчиво. Иногда он рассказывал истории, источник которых я и до сих пор не могу найти. Это были очень необычные, живые дополнения. Рассказывал интересные Евангельские события. Например, на удивление ярко и живо, как будто он сам это видел: в пути, когда Пресвятая Богородица и Иосиф Обручник убегали от Ирода, их остановили солдаты, спросившие Пресвятую Богородицу, что Она несет. Пречистая ответила, что ноша Ее – пшеница. Солдат велел открыть фартук. А когда Она открыла его, там действительно было зерно… Хлеб Небесный… Я забыла об этой истории, но воспоминание просто потрясло меня. Я никогда об этом не читала. Откуда взял эту историю дедушка? Не знаю. Понимаю только, что это воспоминание относится к Пресвятой Богородице, Матери Божьей: к очень необычному моменту Ее жизни. Это воспоминание о том, как Господь охранял пути Матери. Вот так важными рассказами из Священного Писания дед постоянно закладывал в меня семена веры. Благодаря его рассказам мне известно, что нет в жизни ничего случайного.

– Старец Емелиан Афонский говорит, что неизмерима беда человека, не умеющего молиться, что даже гибель всей вселенной для человека – меньшая катастрофа, чем неумение молиться. И св. ап. Павел наставляет: «непрестанно молитесь, за все благодарите,ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1 Фес. 5: 16–18). Молитва, как игра на музыкальном инструменте, требует непрерывного труда и волевого напряжения: любому музыканту хорошо известно, что даже один день без игры явственно ощущается, а два дня без музыкальных упражнений слышит уже каждый слушатель. Что значит молитва в Вашей жизни?

– Конечно, в детстве меня не учили молитве – время было жестокое, безбожное. Но душа сама порой начинает молиться, а иногда долго молишься о чем-то, но молитва твоя остается безответной. Это происходит вовсе не потому, что Господь не слышит. Это значит, что на самом деле ты не молишься по-настоящему. Чудо не происходит из-за маловерия, или потому, что ты не готов к чуду. Много раз это происходило в моей жизни – и быстрый ответ на молитву, и безответность… Во время войны мы переживали пятую эвакуацию. Тяжело было. А мне на Новый год так хотелось елку, праздника – и дедушка принес ее, вот только украсить было нечем. Свою первую осознанную молитву вспоминаю в той же эвакуации: я мечтала о кукле. Как я уже сказала, меня никто никогда не учил молиться. И дедушка никогда не молился при мне. Пока в новогодний вечер взрослые разговаривали, я истово молилась в чулане. На стене угольком рисовала куклу. Не знаю, как это получилось, но я именно Богу молилась. Было мне тогда пять лет. Куклы не случилось тогда. Но я не возмутилась. У меня не было претензий к Высшему Существу, помогающему нам жить. Почему-то я поняла тогда, что осталась без куклы потому, что не умела по-настоящему просить и верить. Позже бабушка сшила куклу, угольком нарисовала бровки, глазки, носик, губки, из лоскутков сшила платьице. С тех пор моя жизнь наполнена чудесами и чудесным исполнением моих желаний, которые воспринимаю как драгоценные дары, как добрые знаки любви, которые всегда выводили и выводят меня на верную дорогу.

И в прямом и в переносном смысле, много раз я была на грани гибели. Однажды в эвакуации – нас в школу возили почти за десять километров в розвальнях – на уроке у меня поднялась температура почти до 40ºС. Помню себя почти в бреду. Меня отправили из школы домой… пешком, в бредовом состоянии, по заснеженному лесу. Мне вдруг пригрезился зовущий голос любимого дяди Василия Артемьевича, маминого родного брата, про которого я знала, что он воюет. Я его очень любила, он был мне особым примером в жизни. Мне вдруг пригрезилось, что дядя вложил мне в руки канат, сказал: «Иди, иди ко мне!» Чрез заснеженный лес, одна, в страшную метель, я дошла до дома. Мама испуганно бросилась ко мне, но я успела сказать только: «Где дядя Вася? Он мне помог». И потеряла сознание. Мама решила, что это бред. Но – о чудо! – когда я очнулось, первым, что увидела, было лицо дяди Васи, вернувшегося из-за тяжелого ранения с фронта.

Много раз милость Божия отвечала на мои вопросы и сомнения, но что молитва может быть без слов и даже вне времени – это я поняла не сразу. Точно знаю, смерти НЕТ – в том плане, как это принято понимать сейчас. Много раз бывала я и на грани и за гранью. Знаю за собой неприятную черту – отсутствие четкого понимания грани жизни и смерти, у меня практически стерто чувство опасности… Однажды, в день моего рождения, я слишком долго не решалась вызвать «скорую помощь» и затянула с этим так, что сама почувствовала – ухожу… Язык прилип к нёбу, врачи «скорой» бестолково мечутся рядом. Вдруг отчетливо вижу – у моей кровати стоит перепуганная Танечка, доченька моя, и спрашивает: «Мама, сколько тебе сегодня лет?» С трудом отвечаю: «Тридцать семь. И больше не будет». В короткое мгновение увидела всю свою жизнь и себя, погрязшую во грехах… У меня вдруг вырвался безмолвный, внутренний, сердечный крик ко Господу. Мне казалось, что все во мне разрывается от этого крика: «Господи, они такие маленькие! ВЕРНИ МЕНЯ!»

Семья, в которой я родилась, была изначально православной, но мы, дети, остались некрещеными. Родители мои были очень добрыми и честными людьми. Папа стал коммунистом только потому, что ему это казалось правильным. Дедушка по этому поводу очень горевал, но в нашем городе не было храма, и, увы, это было печальной нормой. Со временем я поняла, что без Таинства Крещения мне не выжить. Креститься и воцерковляться было сложно тогда: совершали Таинство только при наличии паспорта. К тому же, об этом служители должны были сообщать на работу. По службе, конечно, начинались неприятности, вплоть до увольнения. Но жить вне Церкви, не приняв Святого крещения, я уже не могла. Это были времена хрущевско-брежневских гонений на Церковь. Я посещала церковь, но очень тихо, тайно. Для крещения обратилась в храм Воскресения Словущего, что в Брюсовом переулке. Храм этот никогда не закрывался, его посещал в основном творческий народ: музыканты, певцы. Тут я узнала и о паспорте, об информации на работу. Я не могла лишиться работы: нужно было детей поднимать. И вот, запоздалой холодной весной, я с подругой поехала на Оку, под Касимов. В дороге у меня началась страшная ангина. Наш автобус сделал остановку у колонки с водой. И я выпила ледяной воды – почему-то была уверена, что вода из колонки вылечит мою ангину… и приехала в Касимов совершенно здоровой! В храме батюшка отвел меня в сторонку и тихонько на ушко сказал: «Деточка, здесь я не могу совершить Таинство, ведь и у нас паспорта крещаемых требуют. Я тебя дома окрещу». И окрестил, сказав, что Таинство Миропомазания лучше совершить в Москве. Так оно и совершилось. В храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке (Брюсов пер. 12/2).

Сейчас я понимаю, что должно исполнять волю Божию, все время прислушиваться к Его словам, которыми Он говорит с нами через Святое Евангелие. И не ошибиться, правильно все воспринять, услышать истинно Его голос. Сейчас в молитве ничего для себя у Господа не прошу, кроме того, чтобы Он укрепил меня на путях моих. Вынести все, что Он, во спасение мое, мне посылает. О себе у меня однатолько эта, молитва… Но обо всех и вся, и в горе и в радости – всегда-всегда – молиться нужно!

– Елизавета Петровна, ЧТО для Вас вера сейчас?

– Без веры и без Таинств меня бы уже не было. Это моя твердая убежденность, почти знание. Точно знаю, что никогда – в любой момент моей жизни – я не одинока, не одна. Временная жизнь наша здесь, на земле, очень сложна, и в то же время очень проста, но одним словом ее не описать. У лесников и садоводов есть специальный термин – «школа саженцев», в которой испытываются растения, почвы и удобрения, мастерство садовников и лесников. Так вот мне пришло сравнение нашей жизни на земле как времени в «школе саженцев», и я стала серьезнее относиться к своему пребыванию здесь. Возникло понимание того, что все, что со мной происходит, – во благо мне, во спасение. Стараюсь принять все, что случается без ропота, услышать верно, исполнить точно то, что должно.

– А как, на Ваш взгляд, можно помочь тем, кто еще не услышал зов Божий?

– Кто я такая, чтобы давать советы?.. И все же… Как помочь? Кроме молитвы, думаю, никак. Только Богу известно, как и когда придет к вере человек. Этот выбор совершается самим человеком – внутренне. Это очень сокровенный процесс: ты – и Бог. Другим, снаружи, на него никак не повлиять. Однажды, прикровенно наступает момент, когда человек слышит Зов, и принимает его. Или отвергает. Совершенно бессмысленно бить себя в грудь кулаком и громко вещать о себе: «Я – православный». Христианин всей жизнью доказывает свое Православие – каждое мгновение, каждым словом и делом. И жизнью, и смертью. И награда за это исповедание – знание, что ты не один, ощущение себя частью Церкви, Тела Христова. Если ЭТО чувствуешь – никогда и никому не будешь навязывать свою точку зрения. Но порой свершается неожиданно и очень утешительно: думаешь, сеешь слово на ветер, на камень… вдруг – росток!

По-моему, проповедь наша должна быть ненавязчивой. Именно так меня мой дед растил. Конечно, это не касается времени, когда приходится исповедать свою веру в гонениях. Тут открыто и стойко заяви о ней! И, конечно, ни в коем случае, не стоит метать бисер перед богоборцами: это драгоценный бисер, его нельзя попирать ногами. В свой час за слова пустые – за каждое слово! – с нас, безусловно, взыщется. И не восплакать бы тогда о своей ревности не по разуму…

***

Трудно найти путь и преодолеть препятствия на пути к Истине. Враг ополчается на тех, кто ищет Бога, и всячески стремится нас разделить, поссорить. Поэтому деревянный человечек Буратино не только Тайну ищет в темной каморке… Он и врага ищет вне себя.

Священное Писание довольно жестко ограничивает Церковь: «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф.7:2223). Как же нужно жить, чтобы не быть изгнанным во тьму внешнюю? Очевидно, что просто верить недостаточно: и «бесы веруют и трепещут» (Иак. 2, 19).

О вере истинной свидетельствуют дела любви, а Церковь – не только и не столько здание. Церковь – это сами христиане. Христианин – тот, кто живет по Евангелию и трудится исполнять заповеди – любви к Богу и к ближнему. Истинно любить Бога вне послушания, вне Церкви, вне Таинств, вне молитвы невозможно – у нас нет для этого сил: «если Господь не созидает дома, напрасно трудятся строящие…» (Пс. 126:1). Вне Церкви и любовь к ближнему эгоистична, ибо ищет воли своей.

Буддийские монахи аскетические упражнения и боевые искусства используют исключительно для достижения личного совершенства. И недоумевают порой, почему православные иноки не изучают единоборств?..

Христианин истинно – воин. За Царство Божие, которое внутрь нас есть, битва идет каждое мгновение. Христос Спаситель учит нас самому трудному единоборству. Со своими страстями и немощами, с самим собой. Это и есть то самое поле битвы, которое простирается над временем и вне пространства, объединяя всех православных христиан – уже ушедших и еще только имеющих родиться. Общая битва делает нас Церковью, единым Телом. Православный путь – командный: «друг друга тяготы носите, и так исполните закон Христов» (Гал. 6:25), а поле битвы омочено кровавым потом Самого Господа Иисуса Христа, и Кровью, истекшей из ребр Его… и кровью преподобных и богоносных отцов наших, и всех, раньше нас прошедших крестным путем.

«В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33)…Никто не отнимет у нас радости этой Победы. Потому что ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!!!

Наши прихожане

От редакции

Церковь…
Что такое Церковь Христова? Это место? Или это время? Кресты, купола, здания, паперть, камни, малиновый звон? Это – церковь?

Церковь это мы с вами, православные! Те, кто сегодня приходят к Чаше Спасения, и кто приходил в течение двух тысяч лет до нас, и все, кто придет после нас. Все: прославленные в лике святых, и нам совершенно неизвестные – имена которых Господь только знает!

Никольский храм, которому около 430 лет – в ХХ веке на 53 года утерял преемственность богослужения – а как много за несколько десятилетий атеизма погибло – в нравственности, в любви к ближнему, в смирении, терпении!
Как это восполнить? Как восстановить утерянное?

То, что это вполне возможно – мы со всей очевидностью обнаруживаем по многим признакам, и в частности – по тому, что Никольская церковь в Кунье на Мху, что у Пруда более 20 лет назад начала возрождаться – она просто воскресла! И в декабре 2012 года – в день памяти нашего небесного покровителя святителя Николая будет совершен чин великого освящения храма.

Эту нашу радость с нами разделят наши прихожане – сегодня уже принадлежащие Торжествующей Церкви – Наталия Владимировна Пушина, Валентина Дмитриевна Селякова, Нина Николаевна Русалкина, Тамара Басова, Татьяна Липилина, Валентина Масленникова, Валентина Покровская, Анна Павловна Ефимова, Галина Сергеевна Белозерова, Екатерина Макарова, Раиса Васильевна Анисимова, Виктор Андреевич Савельев… И многие-многие другие, о которых помнят наши верные первые прихожане – которые вместе трудились и продолжают трудиться с самого начала восстановления храма. Но новые поколения – Слава Богу, что они есть, и их немало! – они кое-что узнают о них – наших милых братьях и сестрах, которые сегодня молятся о нас ТАМ – по нашим редким публикациям о них в Никольском Листке. А вот о тех, чьими незаметными или явными трудами сегодня живет храм, мы сегодня практически ничего не знаем. И если не потрудиться – не узнаем до Второго Пришествия!

Более того, у нашего храма есть еще один «придел» – домовая церковь (Патриаршее Подворье) святой блаженной Матроны Московской, что при московском Доме ветеранов сцены им. А.А. Яблочкиной! Об этих наших братьях и сестрах мы знаем еще меньше, чем друг о друге – но нас связывают общая молитва, пожертвования на восстановление Никольского храма, участие в написании иконостаса для придела преподобного Сергия Радонежского. Гораздо сильнее нас связывают редкие посещения нашего храма прихожанами домовой церкви блаженной Матронушки – в дни наших особых приходских праздников. И все же мы – одно, мы – Церковь Христова!

Вот для того, чтобы мы с вами, не зная имен, не только издали вежливо раскланивались на богослужениях, но тепло и с любовью молились друг о друге – в нашем Никольском Листке открывается постоянная рубрика «Наши прихожане».

Первая наша публикация – воспоминания прихожанки домовой церкви святой блаженной Матроны Московской – Луизы (Елисаветы) Петровны Савинской.

Она ученый, изобретатель, поэт, общественный деятель, президент женского клуба МОСКВИЧКИ… так много титулов! Но самое главное – она христианка, и молится о нас с вами, о нашем приходе – не зная наших имен.

Мы хотим познакомить вас с Луизой Петровной поближе…
Луиза Петровна расскажет нам с вами о «школе небесных созданий»!

«Школа небесных созданий» Луизы Савинской

Тайны старого пруда
Пруд старый дремлющий,
Камыш и таволга,
По косогору – бузина.
Чего-то давнего, чего-то тайного
Не дошептала тишина.
А я упрямая и любопытная
Сюда повадилась ходить,
Вдруг мне откроется
Беглянка скрытная,
Клубочек катится,
Струится нить…

О, это странное-странное армейское сословие! Кочевое племя… удивительное постоянство временности. Жизнь на колесах, да на птичьих правах – офицерская честь, подвиги, изнурительность бесконечно-серых будней: все та же что и века тому назад неразгаданность тайны особой человеческой разновидности: офицер… офицерская жена… офицерские дети…

Мне ли дерзать на глубокий анализ явления по имени «российская армия: война и мир».

Это – после гениальных-то Пушкина, Лермонтова, Толстого, Куприна? – упаси Боже!

А вспомнила я об этом по необходимости, так сказать – к слову, ибо сама являюсь выходцем из армейского сословия: офицерское чадо со всеми вытекающими из этого последствиями. Видите ли, сегодня мне захотелось рассказать об особенностях воспитания моего поколения, взрослевшего в предвоенные, военные и первые послевоенные годы. В той нашей жизни и нашем становлении школа занимала огромное – наиважнейшее – место. Так вот, по причине бесконечных семейных кочевий за десять обязательных школьных лет я сменила пять школ. Согласитесь, это не такой уж малый статистический материал для вознамерившейся делать какое-то обобщение.

Моя школьная эпопея вместила массу педагогических экспериментов: обучение смешанное и раздельное, мальчики и девочки под одной крышей или же в обособленных – мужских и женских школах. Обязательное трудовое воспитание: простейшие заводские, сельскохозяйственные, строительные профессии, доступные для школьного восприятия. Обучение в специализированных школах: языковая, математическая, химическая, биологическая – даже музыкально-хоровая и художественно-изобразительная направленность. Кабинетная и адресно-индивидуальная система обучения – и т.д. и т.п. По себе – по своим друзьям-однокашникам – знаю, ничто не прошло втуне, ничто! И все же одну из пяти моих школ я вспоминаю всегда особо, в ней я проучилась целых три года! Своеобразный рекорд оседлости для закоренелой кочевницы. Однако не время пребывания в ней, а ее неповторимый и внешний и внутренний облик, ее дух живы во мне и по сию пору. Более того, я считаю, что всем лучшим во мне наделила меня именно она – эта моя «альма матер», она делает таким дорогим и незабвенным не слишком большой приморский город послевоенных лет – город-солдат, залечивающий многочисленные раны. Ему изрядно досталось – жестокими боями переходил дважды из рук в руки – от наших к фрицам да к мамалыжникам – так в народе называли румын, любителей кукурузного блюда мамалыги, и обратно. Помню и послевоенные там сюрпризы прошлого: взрывы, взрывы…

Но город креп, строился, рос, буйная южная растительность весной и летом скрывала его инвалидность, которую обнажала только гнилая зима, но не она хороводила. Потому, наверное, в моих воспоминаниях любимый город видится всегда изумрудно-бело-сиреневым, и пахнет он белой акацией, сиренью, душистым табаком, резедой, петуньей.

Та моя, особая, удивительная школа высилась на большом открытом пространстве – почти как пушкинский дворец Гвидона на острове среди океана. Это пространство было устлано весеннее-летним зелено-травяным ковром или белесо-грязноватым зимним рядном. Но в любое время года это было то самое надежное место обитания, которое именовалось «наш школьный двор». Он был действительно наш, и никто из других школ не посягал на него, несмотря на отсутствие забора. Сразу за двором красовался православный храм, чудом уцелевший во всех инквизициях безбожного времени. Практически это был первый действующий храм, увиденный мною вживе. При всем том атеистическом настрое, который – увы – царил вокруг меня с самого рождения, загадочный храм с его утренними и вечерними звонами бесконечно волновал меня, мистически воздействуя на детскую душу.

Нашу – единственную в своем роде – школу, горожане именовали женской гимназией. Возглавлялась она не директором, а Директрисой, обязательно с большой буквы, ибо сие воспринималось всеми как имя собственное. Удивительной женщиной, доктором филологии, женой прославленного генерала, Героя Советского Союза. Очевидно, это последнее ее звание – жена Героя – позволяло ей проводить оригинальные педагогические эксперименты, невозможные – просто немыслимые для простых служителей народного образования.

Когда говорят что нет незаменимых людей, я, памятуя нашу Директрису, истово возражаю: ЕСТЬ, еще как есть! Ведь после ее отъезда на Камчатку, вслед за мужем – как и положено жене военного – гимназия очень скоро сделалась заурядной, среднестатистической советской школой. Вот так!

Только сегодня я хочу вновь оказаться в моей школе-гимназии поры ее фантастического экспериментального взлета. Тогда нас – гимназисток – безошибочно отличали от обычных школьниц и по внешнему виду и по особому поведению. Гимназические правила были строги, но гимназия не вмещала желающих быть ее чадами.

Итак, униформа: темно-синее платье с белыми воротничком и манжетами, фартук – черный или белый, в зависимости от обстановки (будни или праздник). В тон фартуку – бант на голове. Прическа обязательно очень строгая – в основном – косы, редко – в виде исключения (по веской причине!) короткая стрижка. Форму, как правило, шили нам наши мамы и бабушки, но о тканях – по весьма доступным ценам – заботилась гимназия, вернее – всесильная и всещедрая Директриса. У всех нас все было однотипно во внешнем облике, отчего дети из нуждающихся семей не чувствовали унизительной ущербности перед благополучными, материально обеспеченными однокашниками. Экономические различия оставались где-то очень далеко за пределами гимназии.

Я не знала ни одной школы, где бы как у нас можно было изучать на выбор французский, немецкий или английский – а то два-три языка одновременно. Для этого действовал бесплатный вечерний факультатив. Как введение в изучение каждого из этих трех языков изучались краткие основы латыни. Сверх обычных школьных программ нам преподавали логику, этику, психологию, гигиену (спецкурс для девочек) и первую помощь пострадавшим на водах, пожарах и различных катастрофах. Обязательными предметами также были основы музыкальной грамоты и хорового искусства.

А какие у нас были учителя! Если бы нас тогда посетило прозрение, сколько бы всего доброго и безмерно важного не ускользнуло бы от нас! Но мы были – увы – обычными детьми: озорными, порою ленивыми и даже лукавыми и изворотливыми, а посему не все семена высоких знаний, брошенные щедрою рукою наших учителей, дали добрые всходы. Как жаль… Как жаль!

Нашей классной дамой – классный руководитель по стандартной школьной терминологии, была очень высокая, почти двухметровая, статная, царственного вида женщина со странным для нашего слуха именем-отчеством Платонида Кронидовна. По слухам – бывшая смолянка, и вообще — бывшая. Вела она географию, черчение, изобразительное искусство и этику. Детей у «Платоши» — так мы называли ее за глаза, не было. Но с классом она умела справляться блестяще, уж ей-то мы никогда не могли «навесить лапшу на уши». Видела нас насквозь, за что имела еще одно прозвище – Платоша-рентген. Обращалась к нам наша классная дама только на «Вы». И чем больше был у нее «зуб» на кого-нибудь, тем более сладко-вежливым тоном начиналось обращение. Нередко и я попадалась Платоше «под руку»:

– А скажите-ка мне, любезнейшая Елизавета, – начинала почти сиропно-паточным голосом, адресованное мне наставление, бывшая, – неужели Вы так не уважаете свою соседку Евгению, и держите ее за полную – простите великодушно – идиотку, что дали ей списать вчера контрольную по Африке?

– А Вы, уважаемая Евгения, – провидческий взгляд классной дамы устремлялся на мою несчастную, врастающую в парту соседку – Вы что же, решили, что я настолько динозаврового возраста и его же умственных способностей, что не услежу связи между абсолютно одинаковыми ответами, сформулированными двумя разными гимназистками на вопросы контрольной? Мне очень жаль Вас, мои достопочтенные ученицы. Наверное, старею, если не умею научить вас основам человеческого общения. Да-а-а-а… я заблуждалась в вас! Как, впрочем, и в себе…

Наша Платоша была ходячей энциклопедией и бездонным кладезем советов, основанным на бездонном запасе личного и мирового опыта. С последним она обращалась как жонглер-эквилибрист высочайшего класса. В любой, требующей анализа ситуации из жизни класса, она мгновенно находила, и обрушивала на своих воспитанниц удивительнейшие притчи, пословицы, поговорки, крылатые выражения, оброненные кем-то из великих на дорогах мировой истории. Порой, целые главы из нашумевших поэм или каких-то неизвестных нам и нашим родителям книг. Только сейчас до меня и моих однокашниц стал доходить истинный смысл того, о чем заставляла нас думать классная дама. И таинственные источники ее советов потихоньку входят в нашу жизнь, становясь настольными книгами. Только для этого потребовалась дорога длиной почти что в целую человеческую жизнь.

Ведь это наша бывшая внушала нам, что нет более высокого проявления любви, нежели как «отдать жизнь за други своя». Это она привила нам презрение к доносчикам, сплетникам, лгунам и лицемерам. Причем ее уроки всегда были наглядными, ей претила абстрактная назидательность. Помню, как я была потрясена, когда впервые побывала в доме своей наставницы и столкнулась с великой Тайной жертвенной любви. А случилось это так: однажды Платоша забыла дома какое-то важное наглядное пособие для урока географии. Жила она минутах в 10 ходьбы от гимназии, однако, не хотелось ей отвлекаться от своего рассказа, и попросила она меня сделать великое одолжение учителю и отнести записку Ивану Ивановичу – загадочному ее супругу, о котором все говорили с уважением «герой войны», но которого никто из нас никогда не видел. Иван Иванович и должен был после прочтения записки передать мне то самое пособие. С радостным любопытством бросилась я выполнять поручение. Дверь в полумрак комнаты на первом этаже ветхого дома открыл мне человек с гривой волос лунного цвета. Первое потрясение я испытала оттого, что голова этого человека была на уровне моих колен. Когда глаза привыкли к полумраку и я смогла присмотреться, я поняла – человек был без обеих ног. Его могучий торс вырастал из маленькой приземистой платформы на колесиках. Записку приняли изуродованные руки: страшные следы от ожогов и на две руки три пальца. Однако, от Ивана Ивановича – а это и был он – веяло какой-то удивительно доброй, мужественной силой и надежностью, которые сразу же интуитивно уловило мое детское сердце. Как в этот раз, так и в последующие наши встречи я не обнаружила в выражении его лица даже тени унылости или чего-то такого, что вызывает у здоровых людей стыдливую неловкость при общении с калеками. В маленькой комнате – точнее – комнатушке все было необыкновенно. С многочисленных фотографий и живописных портретов, украшавших стены, смотрели на меня молодые и счастливые Платоша и ее дорогой Иван Иванович. Огромное количество этюдов: пейзажи, натюрморты, карандаш, акварель, масло – работы моей классной дамы и героя войны. С этого момента многое в поведении Платоши зазвучало для меня по-иному. Да, она имела право говорить о той самой – высшей форме любви! Какая ноша легла на царственные плечи этой дамы, и с каким достоинством она ее несла! Вот уж кто измерял жизнь не потерями, а счастливыми обретениями: мне было явлено откровение от Платоши. Боже, как постижение его помогало, и помогает мне жить! Наша дама хотела научить нас идти по жизни легко и грациозно, глубоко пряча в себе смятенность чувств, возникающих от любых неурядиц и бед. До сих пор звучит во мне один из ее заветов: «Девушка – это небесное создание, она не идет, она парит в подлунном пространстве, как будто бы имея за плечами, по меньшей мере пару крыльев. А вы? Вы же как слонихи: туп, туп, туп! Какое уж тут парение, какой полет? Этак вы кроме грязи под ногами в пути ничего и не увидите! А ведь вам жить в космическом веке! Уберите со лба Гималаи! Зачем показывать всему миру, с какими муками работает ваш мыслительный аппарат…».

Всякое наушничество Платоша убивала в зародыше. Как-то наша Лида Ватрушкина решила выдать ей зачинщиков побега с урока французского языка. Платоша тут же обратилась на весь класс, сознательно: — Уважаемая Ватрушкина, у меня к Вам ответственное поручение. Вы постигли то, чего увы, не дано Вашим одноклассницам. Не могли бы Вы к ближайшему классному часу сообщение на тему «Мой путь к нравственному совершенствованию», дума, это для всех будет очень интересно и поучительно. Забегая вперед скажу, что теперь Лидочка, сменившая вкусно-ароматную фамилию Ватрушкина на мудрую – Дедова, руководит большой научной организацией, и слывет, как говорят, человеком глубоко порядочным, умеющим жертвовать собой ради любви и дружбы.

Тут я затронула мимоходом один наш побег с урока французского, а ведь таких побегов – других, порою очень недобрых проказ, у нас поначалу было великое множество.

Вассу Ниловну, выпускницу Сорбонны – самую-самую «бывшую» класс невзлюбил сразу, с первого ее появления у нас. Была она приземистой, похожей на толстую старую крысу: шея отсутствовала, маленькие глазки как-то странно сверкали из под минусовых стекол допотопных очков в тяжелой оправе. У нашей француженки была большая близорукость. И постоянная одежда ее была каких-то уныло-серых тонов. Потому – как нам тогда казалось – выбор клички для подобного существа, посягнувшего на роль звания нашего учителя, был справедливым и очень талантливым: Крыса и Квазиморда. Своей находкой мы невероятно гордились. И только потом, ко второму году общения с Вассой Ниловной, а по-настоящему, наверное, только сейчас, мы поняли, каким образованным, терпеливым, бесконечно добрым и красивым человеком, каким талантливым педагогом-воспитателем была эта с виду уродливая женщина! Настало время, когда мы заслушивались ее рассказами о Париже, пели с нею романсы на французском, делали попытки сочинять стихи и выпускать на этом языке школьный альманах «Нотр эколь» — Наша школа. В свою учебную программу Васса ввела раздел «Этика для всех», и обучала нас правилам хорошего тона. Однажды мы заглянули и за тайный полог частной жизни француженки. Она пожертвовала личным счастьем чтобы выходить – вернуть к жизни свою гимназическую подругу Анну, бывшую сестру милосердия первой мировой войны, раненую в позвоночник и обездвиженную. Нам в один год довелось проводить в последний путь этих двух удивительных подруг. Оказалось, что Васса была безнадежно больна… рак. И точно знала об этом, но крепилась до поры до времени. Когда же не стало Анны, она посчитала свою миссию на земле окончено и ушла в мир иной с чистой совестью. Двое из моих одноклассниц назвали своих дочерей этим редким именем – Васса, причем они ив профессиональном смысле пошли по пути любимой учительницы, посвятив себя постижению французского языка. Не миновала подобного искушения и я, начав студенческую жизнь с французского отделения Иняза, что не помешало мне в дальнейшем окончить Тимирязевку и обрести опыт журналистской работы. Но даже эта неуемная жажда как можно больше познать мир и вернуть ему сторицей – это оттуда – от моих дорогих учителей.

После Школы Небесных Созданий я успела побывать еще в двух других – перед тем как выйти в большое жизненное плавание. Я, кажется, стала совсем взрослой, однако, время от времени, когда мне бывает совсем невмоготу справляться со штормами в море жизни, я говорю себе: «Елизавета! Убери со лба Гималаи, ведь ты из той самой «школы небесных созданий», а посему вспомни, что у тебя должна быть, по меньшей мере, пара крыльев! Так что же ты суетишься и трусишь? Пари над волнами – лети вперед!».

Исчезающее время (размышления Великим Постом)

Елизавета (Луиза) Савинская

Вихри враждебные
Веют над нами…
(Из песни…)            

1.
Какая неуютность на Земле:

В природе, в человеческих общеньях,
В хитросплетеньях судеб, в обольщеньях,
В жестоких войнах, горьких пораженьях…
Земля – одна. И нет чужих страданий.
Здесь боль сердец, здесь смешанность дыханий.
Какая неуютность на Земле!                 

2
Что за дремучие места?
Где дом? Где старая аллея?
Квартал до старого моста?
Река, что с возрастом мелела?
Что за дремучие места?Мороз. И мгла. И пустота.                 

3
Мороз. И мгла. И пустота.
И ночь. И – по ее дыханью
-Колдует явно неспроста
Над злом наполненной лоханью.                            

4
Мороз. И мгла. И пустота.
И я здесь, видно, неспроста.
По Вечности, что без начала,
Греша и каясь, от Христа,
Как все, прощенье получала,
Себя от зла не отлучала…
И я, увы, здесь неспроста.             

5
Жизнь. Запутанны маршруты.
Жизнь. Загадки и контрасты.
Жизнь. Космические спруты –
Из других миров пираты.             

6
Смотрит на Землю, ощерясь, Луна.
Солнце плюется смертельною магмой,
К заданной точке идут времена.
Сонмом безумцев, гадалок и магов.                            

7
Что за дремучие места?
И я здесь, видно, неспроста.
Чужие шаги. И дыханье.
И запахи – нечеловечьи.
Все отдано на поруганье
Душою смятенной, увечной
Коварство… Оно осторожно.
А я все понять не умела,
Откуда так сердцу тревожно.
Твердила: «Будь сильной! Будь смелой!»
Прошла испытанье войной…
Чужие шаги за спиной!                            

8
Вихри враждебные веют на нами.
Наша планета, наш дом! – разорен.
Солнечный ветер. Убийцы – цунами.
Наше бессилье. Конечность Времен.                            

9
Есть правила для знаков препинанья,
Но как не хочется здесь ставить точку.
Земля – одна. И нет чужих страданий.
Решусь и многоточьем кончу строчку.                            

10
А многоточье – бой, к лицу лицом.
И будет, будет он для зла концом.
А многоточье – Иоанна Откровенье
И Горний мир, где Радость и Спасенье. А многоточье – значит, ночи нет.
Там – вечный день. Неизреченный свет
………………….……………….
Какая неприютность на земле!..  

Страстная Седмица
2010 г.

Восхождение

Елизавета (Луиза) Савинская

Памяти Пятнадцого Патриарха Московского
и Всея Руси Алексия II, положившего жизнь
 за возрождение Православия в России
и устранение Церковного раскола
(5 декабря н.с.)

Незимний декабрь. Незабвенный.
Свершив путь земной по Вселенной
От нас уходил Пастырь светлый
Порою дождливою, с ветром.

И звоны печали …И слезы…
И свечи… И белые розы…
Русь и город на семи холмах
Покидал святейший Патриарх
И звоны печали …И слезы…
И свечи… И белые розы…

Большой Человек и красивый,
Он Богу служил и России.
Был смел Человек этот Божий:
Сквозь тернии, по бездорожью
Нас вывел к Великому Храму,
Чтоб нам не подвергнуться  сраму
В День Судный – Воистину главный.
Сияет наш Храм Златоглавый.
В нас – к Свету и Истине рвенье.
«Мы — нация!» — чудо прозрения,
А Пастырь восходит все выше,
Но видит Россия и слышит,
Как наш Патриарх в Горнем Мире
Молитвенно просит о мире
Для нашей безумной планеты,
Где всюду – капканы… тенеты…
Жива наша связь с Патриархом
И вера — победа над страхом.

Незимний декабрь. Незабвенный.
Великий момент. Сокровенный

Декабрь 2008 г.